Культура ВРН

На дне океана – молчанье

Дно души человеческой – ночь

Любовь – глубокое погруженье

Закон известен:

Нырнуть ты можешь на любую глубину

Но не дай тебе Бог резко всплыть

Верная гибель.

Только постепенно и умело

Люди боятся любви?

Да

И не нырнуть они боятся,

А не всплыть.

Д.Бозин («На дне»).

На сцене Дома актера стоит человек. Обнаженный торс. Широкие шаровары. На запястьях – черные повязки. Распущенные волосы – до плеч. Высокий лоб. Полузакрытые глаза. Он стоит на цыпочках, будто дотягиваясь до микрофона, поэтому голова слегка запрокинута. Когда поет, он покачивается на носках, помогает себе руками. На сцене никаких декораций, ничего отвлекающего. Весь спектакль – как одна эмоция, очищенная от всяких примесей. Есть только актер, поэт, менестрель – и зритель. Он говорит – зал слушает, как откровение. Он танцует, прыгает по сцене, поет или просто сидит и смотрит в пол – неважно: он рассказывает Историю. А каждая История, как известно, имеет свойство заканчиваться…

Спектакль уже подходит к концу, но вдруг в зале начинает громко плакать маленький ребенок. Актер, немало ни растерявшись, перестраивается с высоких материй на реальность и заканчивает колыбельной, распевая последние слова. Получается что-то вроде «поко-оо-оо-ой». Ребенок удивленно замолкает. Зрители тоже. Потом – шквал аплодисментов (поверьте, этот штамп тут как нельзя более уместен). Видимо, наши зрители просто не привыкли к настоящей жизни на сцене, а не сублимированным образам.

Жаль, ведь именно это и пытались донести своим удивительным  моноспектаклем «Черепаха» замечательный актер Дмитрий Бозин и пианистка Анастасия Животовская. Они изолировали зрителей от реальности и ее проблем, оставили каждого наедине с собой. Только ты, сцена, темнота вокруг и вопросы, на которые в повседневности все не успеваешь ответить.

Итак – все просто. На сцене два человека – Мужчина и Женщина, которые пытаются найти общий язык. Два языка – слова и звуки. Два инструмента – фортепиано и человеческое тело. Анастасия Животовская ведет женскую партию - с помощью музыки Грига, Стравинского, Равеля, джазовых мотивов. Дмитрий Бозин – мужскую – словами, голосом, жестами, танцем. В его исполнении звучат замечательные стихи Иосифа Бродского, Марины Цветаевой, Хуана Хименеса, Александра Дольского, а во втором отделении – произведения самого Дмитрия. Здесь он уже появился не как образ кого-то другого, а как реальный человек, который вышел на сцену, чтобы сказать что-то самое важное, самое сокровенное. Его стихи – нервные, рваные, в стилистике Марины Цветаевой, с игрой слов и множеством смыслов. Без конца разыгрывая одну и ту же ситуацию признания в любви, актеры постоянно меняются, предстают в новых ипостасях и лицах.

Вот «Посвящение Ялте» Бродского. История любви и убийства, расследование. Сначала перед нами - игрок в шахматы, потом женщина  (интонации голоса Бозина меняются, становятся вкрадчивыми, прерывистыми). Временами кажется, что ты действительно видишь силуэт девушки с длинными волосами, нарисованный резкой тенью прожектора на заднем плане. Освещение меняется – и перед нами уже ее любовник - морской капитан. Следующая метаморфоза – сын женщины: молодой человек с высоким голосом и развязными манерами. Актер жестами рисует точную психологическую картинку: мальчик дотягивается до микрофона снизу, как бы стараясь быть повыше в глазах окружающих, но гордо заявляет «я не хотел казаться взрослым». Бозин играет так, что ты не только видишь всех этих людей и сопереживаешь им, но и слышишь голос следователя, допрашивающего героев.

Или страшная история о Царе, сыне и его жене. Дмитрий начинает с фольклорных, почти лубочных интонаций  о том, как сын пришел к отцу, которого никогда не видел, и привел молодую жену. Царь, доказывающий, что женщины – зло и «хорошо бы детей рожать без баб», преображается, увидев жену сына. Он заставляет его играть на гуслях, а девушку танцевать. Актер движениями рук и корпуса передает игру на гуслях, лихой пляс царевны, страсть и хриплое дыхание отца. Атмосферу накаляет музыка – вариации на тему знаменитого «Пер Гюнта» Грига. Самый врезающийся в память момент: когда царь просит девушку раздеться, и она уже снимает платье с плеч, но неожиданно зевает, поднимает руку, чтобы по обычаю перекрестить рот, и платье падает с бедер. Непонятно, как Дмитрий в одиночку передает столько чувств и движений души сразу.

И все это о любви, о ее проявлениях и формах, пусть даже причудливых или уродливых. Картинки сменяют одна другую: вот знаменитая песня рыбака из кинофильма «Человек-амфибия» -  и Дмитрий уже беспечный рыбак, для которого покой на морском дне лучше земных тревог. Звучат джазовые импровизации – актер преображается, закрывает глаза, склоняет голову на бок, щелкает пальцами, растворяется в музыке. Он – пилигрим из известного стихотворения Бродского, нежный любящий отец, страстный любовник, астроном, просовывающий в щели между звездами любовную записку, птица и океан.

Не вериться, что вся эта симфония образов создана одним человеком на протяжении двух часов. Актеры мастерски используют все возможное. Предметов и средств мало, поэтому каждый из них становится знаком, символом. Метроном, микрофон, пиджак актера, отражение в крышке фортепиано.  Дмитрий и Анастасия максимально искренне, живо реагируют на эмоции зрителей. После каждого номера они переглядываются и улыбаются  друг другу. Дмитрий смотрит в зал так, как будто выступает впервые: ловит смех, аплодисменты и довольно улыбается. Словно до сих пор не верит в свою силу управлять эмоциями людей. Номера формально никак не связаны между собой – только чувством, настроением актеров. Всё на одном дыхании. Зрителям дают отдохнуть и перестроиться лишь во время редких пауз, когда свет полностью гаснет и зал на несколько секунд погружается в темноту. Поначалу тебя оглушает шквал чувств, который идет со сцены, и от которого никуда не спрячешься. Лично мне было тяжело поначалу воспринимать этот «винегрет»: казались неоправданными скачки между музыкой, танцем, джазом, классикой, стихами, видеорядом из ролей актера. Но проходит время, и в памяти всплывают новые подробности и строки, смыслы, которых не уловил поначалу. Только тогда убеждаешься, что все было продуманно, на своем месте.

Самое неблагодарное дело после спектакля пытаться рассказать другому человеку, о чем это было. Это почти также пошло, как вопрос, о чем книга. Ни о чем и обо всем одновременно. О накале страстей, о борьбе внутри человека, о его сердце – так глупо и странно устроенном, о короткой жизни и бесконечных сомнениях, «о мире, разделенном  на инь-ян, о преодолении непонимания, о дыхании. Без этого дыхания в микрофон, воздуха спектакль бы развалился на отдельные кусочки. Разноплановые части из танца, песен, стихов, завораживающей музыки связывало именно дыхание актера. Оно звуком выражало самую удивительную вещь в мире: трепет мужчины перед женщиной, трепет любви. В него можно погрузиться целиком, отдаться на его волю, упасть в океан, или бояться своих чувств и вечно сомневаться.

Актер в красках нарисовал два типа людей: одни – цельные натуры, у которых даже сомнение выглядит органично, другие – боятся себя самих, поэтому не могут свободно думать и чувствовать. В этот вечер Дмитрий Бозин подарил каждому неповторимые мгновения наедине с самим собой, но рядом с этим удивительным человеком ты казался сам себе смелее, может быть, чуточку выше. И в этот момент ты точно знал как искренне и смело нужно жить – и на сцене и в повседневных заботах. Ведь, как сказано в одном из стихотворений Дмитрия, «Мое сердце уже созрело… А ваше?..»