Культура ВРН

Директор галереи «Х.Л.А.М.» Алексей Горбунов поделился историей жизни поэта, по крупицам собранной из чужих писем, слов и собственных воспоминаний.

— О бездомных, конечно, много мифов существует, — начинает свой рассказ Алексей Горбунов. — Есть клише, что это просто судьба алкоголизма. Но на самом деле, если бы кому-то хватало терпения вникать в судьбу каждого такого человека, мы бы узнали о них намного больше.


Валерий Исаянц родился в 1945 году в Воронеже, а умер в 2019-м, не дожив лишь немного до своего 75-летия. Отучился в Суворовском училище, после — на филологическом факультете ВГУ. Работал в Новосибирской области, в Приамурье, в Воронеже. Он всегда много странствовал, но лишь в 90-е годы кочевничество действительно стало его образом жизни.

Исаянц знал многих людей из мира искусства, среди которых были Анастасия Цветаева, Арсений Тарковский, Евгений Пастернак и другие; о его же собственном творчестве в обществе было известно мало. В 1978 году под редакцией Тарковского вышел сборник его стихов «Облики» в Ереване, после чего поэт не печатался более 30 лет.


— Я познакомился с ним очень поздно, — делится Алексей Горбунов. – В 2001 году я шёл мимо Никитинской библиотеки и увидел своего друга Болгова, основателя и руководителя поэтического клуба «Лик». Рядом с ним стоял Исаянц, Миша меня с ним и познакомил. Я купил тогда несколько его работ, понял, что он ими занимается. Как Хлебников, он везде ходил со своими стихами.

В начале 2000-х творчество Валерия Исаянца начало вновь понемногу проникать в общество, но это не было инициативой самого поэта. В то время он уже вёл бродяжнический образ жизни: ездил в электричках по Черноземью, летом ночевал в лесах или подъездах, зимой — у добрых людей в деревнях или на дачах. Исаянц продолжал писать стихи, оставляя их на тех обрывках бумаги, которые ему удавалось найти — на старых упаковках, книжных обложках, случайных картонках, — и они гнили и пропадали. Группа инициативных поэтов из «Лика» решила отыскать уцелевшие записи и сохранить их. Многие из стихов подверглись обработке: их дополняли, заменяли одни слова на другие, помещали в них порой целые строки.

Найденные и адаптированные стихотворения Исаянца вошли в сборник «Пейзажи инобытия», который был выпущен в 2013 году издательством «Водолей». Из них почти все были написаны уже в последние два десятилетия, поскольку старые черновики к тому времени бесследно исчезли.

— Мы устроили презентацию этой книги в «Х.Л.А.М.е». Пришло тогда очень много людей — ни на одну выставку столько не приходило, — вспоминает Алексей Горбунов. — Вдруг шёпот раздался: появился Исаянц в белом пиджаке с пятнами; он всегда экстравагантно одевался. Все — и репортёры, и гости выставки — кинулись его фотографировать, будто зашёл сам Иисус. Я пытался понять, что так волнует этих людей, ведь его поэзию они вряд ли знают. А им была интересна его жизнь. Они видели перед собой рафинированное существо, которое реально спит где-то на хвое, спит где придётся.


Постоянное кочевничество и отстранённость от людей окутывали личность Валерия Исаянца тайной. Он жил незаметно, оставляя свои стихи где попало, отдавая их знакомым, мог умереть незаметно — когда нашли тело, его назвали Исаевым, а потому не сразу опознали. Даже после смерти о нём известно по-прежнему мало: картину его жизни по деталям собирают из уцелевших рукописей, воспоминаний знакомых с ним людей и случайным крохам информации.

По характеру Исаянц был человеком сложным: он отличался вспыльчивостью, рассеянностью, не умел — или не желал — принимать помощь и не мог браться за ответственную работу. Поддерживать с ним диалог было трудно, потому что поэт всегда оставался где-то в своём собственном, недоступном другим людям мире, а все связи с ним так или иначе обрывались. У Анастасии Цветаевой не получалось его пристроить в Эрмитаже из-за его забывчивости, которая несколько раз в прошлом едва не приводила к пожару; работая же в библиотеке, он мог не прийти в какой-то день и на вопрос заведующей коротко ответить: «Мне кажется, вы излишне любопытны».


Об Исаянце говорили также, что он душевно болен, но точно диагностировать его расстройство так и не смогли. Неоднозначность его личности приводила к такому же двойственному мнению других людей о нём. Александр Гунин в своих ранних воспоминаниях отмечал, что чувствовал в нём «нечто демоническое», что «темнота метафизическая буквально сочилась из него». Однако через несколько лет его представление о поэте изменилось.

— «Валера рассказал, что квартиру потерял: оказался на улице и стал самым настоящим бродячим поэтом. Его энергетика сильно изменилась. Темнота ушла или, скорее всего, рафинировалась. Творчество буквально сочилось из него. Валера предстал внутренне воздушным, лёгким, светлым», — озвучивает Горбунов воспоминания Гунина.

В 2004-м были опубликованы дневниковые записи Анастасии Цветаевой, посвящённые совместной поездке с Исаянцом в Крым в 70-е годы; они вошли в книгу «История одного путешествия». Сборник воспоминаний был издан уже посмертно, однако сам Валерий Исаянц на тот момент оставался жив и даже дополнил его «Комментарием главного героя».

— Для меня он чистородный поэт, последователь Серебряного века, потому что доказательством поэзии является сама его речь, которую я слышал, — признаётся Алексей Горбунов. — Она невнятна, и такое бормотание, конечно, журналисты не разбирали, не могли взять интервью у него. Но если он сидит, не спеша пьёт чай, ты переспрашиваешь у него, то он изъясняется, конечно, фантастически.

Исаянц оставил после себя не только стихи, но и рисунки, которые он создавал с помощью фломастеров и ручек. Сюжеты его картин были метафоричными, цвета — яркими; творческие порывы, как и поэтические строки, оставались запечатлёнными на неприглядных картонках. Он изображал театры и цирки, пейзажи Армении, известных личностей. Каждый из своих рисунков Исаянц дополнял какими-то комментариями, пояснениями. Из его картин тоже уцелели далеко не все: многие сгорели, сгнили; некоторые он позже стал покрывать скотчем, желая уберечь от воздействия огня и времени.


Его картины постепенно начали презентовать в разных художественных пространствах. В 2016 году работы Исаянца появились в Музее нового искусства в Москве, в 2017-м в галерее «Х.Л.А.М.» открылась его первая в Воронеже персональная выставка «Орфей причаливает в ад». Такое же название носит одна из графических работ художника, созданная им уже в 2000-х годах, когда он успел лишиться одной и второй квартиры, когда сгорел его маленький домик в Рыбачьем. «Орфей причаливает в ад» — одна из немногих картин, в которых содержится элемент жалобы: Исаянц называет адом ту жизнь, в которую попал.

Двумя годами позже эта же выставка прошла в московском Доме на набережной, в квартире Симона Мраза. Экспозиция стала данью памяти художника.

В 2016-м «Х.Л.А.М.» посетила женщина, представившаяся первой любовью Валерия Исаянца. Её звали Дарья, и она принесла письма поэта, его открытки, коллажи, адресованные ей. В 1972 году с Исаянцом её познакомили друзья из художественного училища. Он предстал перед ней импозантным молодым человеком в длинном чёрном пальто и шляпе. Дарья и Валерий гуляли в тот вечер по улице, он читал ей свои стихи, и она в него влюбилась. Несколько раз они потом пересекались, хотя сам Исаянц никогда не назначал встреч, но в один момент мать Дарьи, работавшая невропатологом, услышала его имя и призналась, что он её пациент. С молодым поэтом Дарья тогда рассталась, позже вышла замуж за одного художника. Однако в истории жизни Валерия она осталась — позже о ней в своих воспоминаниях о поэте напишет Гунин.

Исаянц был человеком исключительным, в чём-то странным и непонятным — и об этом говорит не только его образ жизни, от которого позже он сам не захотел отказываться, но и многие другие детали. Он привык к тому, как теперь выстраивались его дни, находил своё счастье в том, чтобы оставаться вечным скитальцем и чувствовать в этом свободу одиночества — такую же, как он сам, для многих странную, исключительную; он не сковывал себя привычными условностями. Алексей Горбунов подчёркивает, что он выражал в своих рукописях то, чего не замечали или о чём не рассказывали другие люди. До него никто не писал так детально о жизни бездомных — а он оставлял на бумаге свои наблюдения и впечатления.

«Хочу сказать о сегодняшнем времени, — значится в «Комментарии главного героя» к книге воспоминаний Цветаевой. — Жутчайшая зима, полторы недели назад было +2-4, а сейчас до -35 градусов мороза. Громадные снега, которых не бывало с 73-го, 45-го, 68-го и где-то 92-го года. Это в результате безмерной усталости лётчиков, рассеивающих так называемые круглые тарелки, летающие в небе, с порошками озона. Это колоссальный труд, в котором участвуют все космонавты СССР с малой оплатой».

— И как он оценивал слово… Было в советское время такое слово — «достать», ну то есть с чёрного хода что-то купить, — объясняет Горбунов. — И вот в Ереване когда он был, его там опекали, спрашивали: «Простите, что ещё достать?». И если обычно он говорил, что ему было нужно, то один раз сказал: «Пролётку за шесть гривен». Вспомнил строки из стихотворения Бориса Пастернака: «Достать пролётку. За шесть гривен, / Чрез благовест, чрез клик колес, / Перенестись туда, где ливень / Ещё шумней чернил и слёз».

Рассказ о неоднозначном человеке вызвал такую же неоднозначную реакцию публики. После того, как Алексей Горбунов прочитал все письма и озвучил воспоминания, гости долго обсуждали Исаянца, пытаясь понять, что двигало им в годы жизни, к чему он стремился. Его называли свободным — говорили о том, что он в своём скитальчестве мог быть счастливее многих материально обеспеченных людей, что внутри себя хранил целый мир.

— Он как невидимка был. Такие люди вроде бы есть среди нас, а вроде бы нет: мы их не замечаем. Они как-то прячутся, скрываются и не всегда нам показываются, — поделилась впечатлениями одна из слушательниц.

— Вот такой человек не от мира сего жил рядом с нами, нам всем было наплевать, но от него осталось 600 писем Анастасии Цветаевой в московском архиве, осталась пьеса «Жанна Д’арк», осталось огромное количество комментариев, которые будут изданы, 2000 работ, — подытожил Алексей Горбунов. — Это не наивное искусство, как его называют, а искусство отверженных. Это поэт отверженных. Нам и сейчас не хочется о нём ничего знать, но это гениальная личность.


Смерть не всегда приносит признание, и судить о том, насколько известными станут в будущем стихи и картины Исаянца, пока трудно. Сейчас его творчеством занимаются исключительно энтузиасты, а в широкие массы оно проникает пока осторожными, неспешными шагами — и непонятно, к чему в итоге это приведёт.


Фото: Pinterest