Культура ВРН

Премьеры спектакля «Таланты и поклонники» по пьесе А.Н. Островского в академическом театре имени Маяковского с нетерпением ждали несколько месяцев. Первая постановка на этой сцене нового художественного руководителя театра Миндаугаса Карбаускиса должна была расставить точки над  «i» и ответить на многие вопросы. Главный из них – насколько оправданной была драматическая смена худрука (место Карбаускису вынужденно уступил Сергей Арцибашев).

Не приходится удивляться тому, что на премьере зрители только на люстрах не висели. Да и зрители в основном были непростые: критики, актеры, режиссеры, журналисты, чиновники. Через пару дней пресса запестрела рецензиями. Если обобщить и сделать выжимку, в сухом остатке окажется фраза: «Это добротный, хороший спектакль, в котором раскрылись актеры Маяковки, но затянутость, размытость концепции и «провисание» второго акта снижают общее впечатление».

Дина Годер, опубликовавшая рецензию в газете «Московские новости», констатирует успех:

«Дальше можно спорить о частностях: кто хорош, а кто недотягивает, что второй акт затянут, а последний, крикливый монолог студента Мелузова в исполнении Даниила Спиваковского, вовсе не удался, но это уже будут детали. В театре успех виден сразу, и он был. И то, что после показа всю публику, а не каких-то отобранных друзей театра угощали шампанским, разделяя с ними радость премьеры, было хорошим знаком. Театр им. Маяковского, куда в последние годы не ступала нога театрала, теперь радушно открыт для всех».

Наталья Витвицкая (vashdosug.ru), согласна:

«Спектакль по пьесе Александра Островского «Таланты и поклонники» получился пронзительно злободневным и вызывающе красивым. Качественная и стильная постановка, в который раз заставляющая отметить зрелость самого режиссера и его мрачных взглядах на наше будущее. Он сделал ставку на узнаваемость судеб, диалогов и реплик. И два века назад, и сегодня театр — это вечные подмостки. Иногда они стоят размеренной жизни, но никогда — нас самих».

Более сдержанно воспринял спектакль «Таланты и поклонники» Роман Должанский (газета «Коммерсант»):

«Почти четырехчасовой спектакль шатает в разные стороны, он то проваливается в долгие, ничем не оправданные паузы, то бодрится какими-то разовыми импульсами, плохо связанными друг с другом. В этом прерывистом, неровном движении то и дело теряются смысловые и стилистические скрепы — так что начинаешь сомневаться, а есть ли они вовсе. Ну конечно, самая надежная из них — тема театральной игры, простых и странных превращений: за них отвечает персонаж под названием «человек, служащий в театре», он и круг направляет, и девкой-горничной оборачивается, а в конце вообще становится вестником судьбы, подгоняя отправление поезда, которое кладет конец потерявшему энергию действу».

Двойственное впечатление от премьеры у Алены Карась из «Российской газеты»:

Финальная сцена на чемоданах, в ржавом полукруге вокзала вовсе не дарит катарсиса, слез очищения. Мрачный и знающий цену всему, очаровательный и вкрадчивый, одетый в черную водолазку богач увозит ее (Негину) не ради любви. И она, поддавшись было его шарму, тоже едет не за радостью богатой семейной жизни. Паровоз с раскочегаренным самоваром, пышущим дымом и ладаном, увозит ее неизвестно куда, быть может, к славе, но, уж точно, не к счастью.

Назвать стильную, порой утонченно сыгранную премьеру проигрышем невозможно. Но очень трудно она далась и актерам, и публике, увязшим в монотонном ритме на долгие три с половиной часа. Все выглядит монохромно, и не дает радостного театрального взрыва. Трудно дается воскресение».

Тяжело дался этот четырех часовой театральный марафон Анастасии Плешаковой («Комсомольская правда»):

«Карбаускис перечитал Островского скрупулезно и, может быть, даже чересчур тщательно. Если бы не режиссерская находка - использовать поворотный круг сцены, который, с одной стороны, задает темп действию, а с другой, является тренажером для изящной хореографии, зритель бы на спектакле заскучал. А так - на разный манер герои пьесы подталкивают этот круг, совершая бег за призрачными или, наоборот, совершенно материальными ценностями.

Если главная героиня в исполнении Пеговой вначале ступает на него, как на скользкую дорожку, то в конце - она несется по нему в паровозе с ветерком. Таким образом, круг сцены превращая в жизни круг. Если бы не фонтан энергии Ирины Пеговой (Карбаускис считает ее своим талисманом и ставил с ней уже пятый спектакль), не тихое очарование Даниила Спиваковского, не покоряющая безбашенность героини Анны Ардовой, трудно сказать, кто бы еще мог взбодрить почти четырехчасовое действие».

Рецензенты подробно разбирают актерские работы, соответствие исполнителей амплуа. Григорий Заславский  («Независимая газета») удивлен выбором Ирины Пеговой на роль Негиной:

«Выбор очень неожиданный, Пегова фактурно сильно не совпадает с привычными представлениями о Негиной из пьесы Островского. Но Карбаускису, понятно, нужна была именно такая. Очень русская, особенно когда выбегает в купеческом платье, будто сошедшая с кустодиевских картин. Похожая больше на прачку, крестьянку, чем на актрису. На актрису совсем не похожая».

По мнению Заславского,  работа Карбаускиса еще не раскрыла своего потенциала:  «Совершенно ясно, что от спектакля к спектаклю эта премьера будет набирать, в первую очередь, думается, за счет «стариков», их мастерства и партнерства. Хотя, на вкус рецензента, Игорь Костолевский у «плохого режиссера» Арцибашева играл интереснее, чем у хорошего режиссера Карбаускиса, – в роли Дулебова он привычнее, так сказать, хорош, как всегда».

Марина Райкина («Московский комсомолец») назвала премьеру Маяковки спектаклем одного акта:

«Первый акт проходит на смехе и аплодисментах. И не потому, что в зале много своих, которые пришли поболеть и поддержать, но и потому, что интересно расставлены режиссером акценты в истории, писанной в ХIХ веке.

Режиссер заставил публику следить за сюжетом и сопереживать Негиной — удастся против нее интрига отвергнутого князя или... Первый акт, хоть и несколько затянутый (это оправдывают подробности в характеристиках), проходит на ура.

Но вот второй акт, и радость возможной победы сменяется сначала легким недоумением, постепенно переходящим в усталость. Публика подкашливает, начинает ерзать в старых креслах. Казалось бы, бенефис Негиной прошел при хороших сборах, начинается драма ее жизни, но действие теряет энергию современности, смысл путается настолько, что возникает вопрос: о чем сегодня Островский? Если про трудную судьбу актрисы в царской России, когда артистки, не то, что сейчас, вынуждены были отправляться за ангажементом в провинцию в вагонах третьего класса, то той реально тяжелой жизни из ныне живущих никто не знает. Если про жизнь актрис сегодня, то такая трактовка выглядит фальшиво: богатый добропорядочный спонсор — удача для многих дебютанток.

Наконец, Ирина Пегова в роли Сашеньки Негиной... Любимая актриса режиссера Карбаускиса, которая действительно принесла успех его прежним спектаклям в «Табакерке», сама по себе, может быть, и замечательная, но... амплуа есть амплуа, и его никто не отменял, даже талант артистки Пеговой. Даже самое богатое воображение никак не позволяет представить ее героиню в костюме сельской учительницы звездой русской сцены. Скорее, ее служанкой или в лучшем случае компаньонкой.

Возможно, ситуация, складывавшаяся в Театре Маяковского в последнее время, когда все творческие силы худрука и режиссера ушли на борьбу с прежней администрацией, не позволила ему сделать внятным и целостным спектакль, который так блестяще начался. Очень хочется в это верить».

Алла Шендерова (Оpenspace) пишет о том, что  в общем-то хороший спектакль известного режиссера не стал вехой в развитии театрального процесса:

«Описывать этот веселый, сочно-театральный спектакль приятно. Им должны быть довольны и артисты, и публика, и, пожалуй, даже гений места — кустодиевская красота Ирины Пеговой нет-нет, да напомнит прежде царившую на этой сцене Наталью Гундареву. В общем, со всеми задачами строителя театра Карбаускис справился настолько, насколько их можно решить за один спектакль (строительство театра — проект долгосрочный).

С художественными задачами сложнее. Дело не в том, что к середине спектакля действие замедляется, а к концу и вовсе ползет. Но ритм спектакля еще может выровняться. Проблема в другом. Меньше всего режиссер в этом спектакле думает о себе и своем самовыражении, но «Таланты и поклонники» — тот случай, когда его благородная жертва вызывает досаду. Потому что если говорить о развитии театрального языка, его в постановке Карбаускиса обнаружить не удается — это скорее движение по кругу. Кстати, именно этим спектакль и кончается. Негина, укатившая было с Великатовым, внезапно врывается на опустевшую сцену, толкая груженный скарбом рояль (дымящий самовар превращает его в подобие паровоза). А потом и вовсе носится, крича от счастья. И тут сценический диск приходит в движение, открывая вешалку с театральными костюмами — ее мнимая свобода обернулась бегом по театральному кругу».

Анна Банасюкевич (gazeta.ru) напоминает о том, что труппа театра, несомненно, сильная, но раньше роли ведущих актеров казались сольными номерами. Новый худрук организовал слаженный ансамбль:

«Карбаускис, казалось бы, отдал спектакль артистам, избавил их от давления концепции, позволил их персонажам прорастать в нюансах, меняться. Но при этом ему удалось собрать из своих артистов нечто большее, чем хороший состав, – работающую машину спектакля, живое и настоящее целое. И тем самым обозначить, что в стенах Маяковки новая жизнь все-таки появилась».