Культура ВРН

«Гроза» ещё раз доказала, что театр Бычкова — динамическая система, рождающаяся и разрушающаяся здесь и сейчас. При том, что каркас спектакля может быть жёстким, выстроенным профессионально и добротно.

Действо, стремящееся задействовать все имеющиеся художественные средства и обращающееся сразу ко всем чувствам зрителей, возникающее впечатление исключительной полноты и богатства значений. Так основоположники описывали «тотальный театр». Он и по сей день является скорее эстетическим маяком, нежели конкретным достижением театрального искусства. Но современные технологии позволяют приблизиться к идеалу, достичь большой плотности аудио-визуально-эмоционального потока, идущего со сцены.

С этим, скажу сразу, у Бычкова всё в порядке. Грамотно, даже виртуозно написанная световая партитура, музыкальный ряд, который временами перестаёшь замечать (высшая похвала в профессиональной среде), чистый объёмный звук – всё направлено на то, чтобы раскрыть замысел постановщика и не позволить публике расслабиться ни на минуту.


Опираясь на постулаты Системы, режиссёр привносит в свой спектакль немало того, что появилось в мире уже после Станиславского. Разнообразие приёмов и выразительных средств иной раз выглядит избыточным. Когда, к примеру, «вечное движение» и постоянное фантасмагорическое преображение фигур миманса порой отвлекает от крупных планов протагонистов.

Постановщик раздвигает границы сценического пространства, используя все три известные нам измерения (со временем у него особые отношения). И порой достигает завидных высот (в прямом и переносном смысле слова). Так, «вертикальное» решение сцены свидания Катерины и Бориса производит сильное впечатление и выглядит метафорическим воплощением мечты героини о полёте.

Видеопроекции Алексея Бычкова органично вплетаются в ткань сценографии Эмиля Капелюша, раздвигая границы сценического Калинова до размеров символической России, а то и Вселенной. Живые актёры соседствуют в колоннах с вышагивающими на демонстрацию героями советской кинохроники, и уровень стилизации здесь просто безупречен.

«Постойте! – воскликнет проницательный читатель. – Какая демонстрация, если это Островский? Ведь это его имя значится в качестве автора пьесы?». Да, текст Островского. Но режиссёр-постановщик переносит действие в условные пятидесятые-шестидесятые годы XX века, из царской России – в СССР. И ставит спектакль о несвободе. О том, как душно и тяжело живому человеку, личности в обществе, которое не терпит индивидуализма и преследует каждого, у кого «лица необщее выраженье».


В этом Калинове, который в духовном плане ничем не отличается от традиционного, «купеческого», дымят домны и трубы заводов, ходят трамваи/троллейбусы, шумят демонстрации трудящихся.

Текст и фактура пьесы порой сопротивляются попыткам натянуть их на новый каркас. Диссонансом выглядят все эти «лошади поданы», купечество и богомольцы. Да, особенно – моления в церкви, рассуждения о грехе и божьей каре, без которых драматургический конфликт «Грозы» немыслим. Михаил Бычков не покушается на эти основы, строит на них своё здание, но, на мой взгляд, зодчему спектакля приходится трудиться втройне, чтобы примирить стилистические и смысловые разногласия. Вряд ли «советская» Катерина рассуждала бы о сладости молитвы в церкви и так боялась смертного греха.

Однако, Михаила Бычкова, похоже, эти «мелочи» не смущают. Он уверенно ведёт свою линию, ему важно показать, сколь несвободны были граждане в стране победившего социализма, как трудно приходилось людям талантливым, поцелованным Богом среди духовной пустыни. И об этом режиссёр знает не понаслышке.

Бычков как-то обмолвился, что опирается на талант своих замечательных актёров и творит свои спектакли в соавторстве с ними. Оно, конечно, так. Труппа Камерного театра – великолепна, сбалансирована, мобилизована на решение задач любой сложности. Но не будем забывать, что в 99 случаях из ста актёрские удачи рождаются при участии режиссёра, умеющего каждому простроить роль, свести все голоса фуги в один величественный хорал и подвести его к мощной финальной коде. Это – высшая математика профессии, которой, увы, многие режиссёры сегодня не владеют.


Бычков (и в этом мы не раз убеждались) умеет работать с актёрами, добиваясь от них прыжков выше головы. В «Грозе» это удалось, в частности, Михаилу Гостеву, сыгравшему Тихона Кабанова и темпераментно, и достоверно. Удивительно органичен и Андрей Мирошников в роли Кулигина. За диалогом этих героев следишь, затаив дыхание. Блеснула в роли Варвары Яна Кузина, и такая у неё получилась оторва, что хоть сейчас выдвигай на профессиональную премию.

Две фантастические старухи (Феклуша и Сумасшедшая барыня) в исполнении Татьяны Чернявский и Татьяны Сезоненко – живой пример зрелого и виртуозного актёрского мастерства. Великолепен внешний рисунок роли у Тамары Цыгановой, но, на мой взгляд, в данном случае немного не хватает злой внутренней силы, которая и превращает Кабаниху в монстра.


А что же Татьяна Бабенкова – восходящая звезда не только воронежской сцены, восхитившая всех в роли Сони в недавнем премьерном спектакле «Дядя Ваня»? В «Грозе» актриса импульсивна, трепетна, ранима. В её глазах блестит живая слеза, а в голосе звучит подлинная душевная мука. И всё-таки, мне ближе то, что она сделала в «Дяде Ване». А в данном случае, на мой взгляд, сыграли свою роль отсутствие большого житейского и сценического опыта и только набирающий полный объём масштаб личности. На мой взгляд, эту роль надо писать более широкими, крупными мазками, приподнимая героиню и над временем, и над пространством. И тогда, возможно, противоречия между текстом и его воплощением были бы не так заметны.


Про что же ещё эта «Гроза» в Камерном театре? Про Грозу – очищающий разряд электричества, удар грома и упругие струи ливня. При грозе повышается содержание кислорода в атмосфере. Но люди, отравленные углекислым газом и зловонными миазмами, невосприимчивы к свежести озона. Гроза их пугает.

Стихия непредсказуема и свободна, она вне власти Дикого и Кабанихи. И поэтому, несмотря на трагический финал, в душе остаётся надежда. Вот почему из всей трилогии – «Борис Годунов» – «Дядя Ваня» – «Гроза» последний по времени спектакль Михаила Бычкова воспринимается, как наименее пессимистичный.

Ловишь себя на мысли, что действительно хочется дышать полной грудью после очистительной грозы.