Культура ВРН

- В моей коллекции есть автограф, напоминающий о нашей первой встрече в июне 1992 года, когда Театр сатиры был в Воронеже на гастролях…

- Да ты что! Ну-ка, покажи. (Внимательно смотрит. – П.Л.). Действительно, как давно это было!

- Александр Анатольевич, с тех пор город сильно изменился?

- Абсолютно! Ничего не узнал. Только какие-то редкие воспоминания от чего-то знакомого проявлялись. Знаешь, как бывает? Приезжаешь в город, где никогда не был, и вдруг возникает ощущение, что был здесь. Сейчас от Воронежа у меня совсем иные впечатления. Пусть мало что узнал, но город чистый, уютный, а главное – чувствуешь здесь необыкновенный покой: спокойно ходят люди, сидят на лавочках в скверах, дети бегают по газонам. Видимо, в жуткой нервотрепке ритма жизни в Москве мы обо всем этом совершенно забыли…

- Так случилось, что 21 год назад именно ваш театр стал последним из столичных коллективов, который приезжал в наш город почти на месяц на стационарные гастроли.

- Теперь вся эта система, что была раньше, приказала долго жить.

- Вам не хватает таких поездок?

- Конечно! Все эти коммерческие судороги - когда приезжают на день-полтора с одним спектаклем, несут за собой потерю смысла театрального искусства как такового. Когда-то мы были разбалованные: ездили на месяц в Киев, Питер, Воронеж, южные города, а местные театры приезжали с ответными гастролями. Была возможность познакомиться с городом, со зрителями плотнее пообщаться, поскольку привозили практически весь репертуар. А теперь этот шоу-бизнес проник, как раковые метастазы, во все сферы. Вся наша жизнь стала клиповой.

- И мышление соответствующее.

- Точно! Клиповым стало все: и мышление, и жизнь, и ее ритм. Поэтому ничего не оседает в душе. Вот и видим только испуганные глаза и бегущие ноги.

- Практически повсеместно многие театры сейчас гонятся за кассой, зачастую забывая о творчестве. Как вы думаете, это не приведет к краху, кризису театра в целом?

- Уже привело. Дальше будет больше. Те критические высказывания и гонения, которые идут на репертуарный театр с разных сторон «это каменный век! архаизм!», в том числе, и от государства, не от хорошей жизни. Вся российская театральная культура строится именно на репертуарном театре. Другое дело, что в последние годы никто не решается замахнуться на театральную реформу, которая необходима. В труппах немало актеров в приличном возрасте, которые произносят традиционную фразу: «Вся моя жизнь отдана театру». Но сейчас все эти милые лирические нюансы идут за скобками. Поэтому пока не будет сказано: «Вот вам контрактная система», речь о которой идет уже десятилетие, ничего толком не изменится. Недавно придумали аттестацию актеров. Кто их будет аттестовывать? Раньше в подобных комиссиях сидели представители ЦК, КГБ и т.д. Теперь непонятно кто будет смотреть моих артистов, оценивать и говорить – годится или не годится. Начинается очередной бред. Вот и все.

- Вы познакомились с выпускниками нашей академии искусств. Имеют ли ребята из провинции после получения диплома шанс попасть, скажем, к вам в театр?

- Сейчас все нивелировалось. Понимаешь, какая история: раньше было несколько элитных высших учебных театральных заведений в Москве, Ленинграде, Ярославле, Горьком. Сейчас почти во всех крупных театрах по стране существуют студии, некоторые уже даже на правах вузов. Они, якобы, растят кадры для себя. Но, зачастую, их появление исходит от некоего господина Х. Приходит в театр новый художественный руководитель и говорит: «Я хочу так же, как у всех». Но некий Х или Y не всегда имеет на это право. Начинается разжижение театрального образования. Воронеж в плане театрального образования имеет замечательные традиции. В Театре сатиры есть три ведущих актера: народный артист России, ныне очень популярный Федор Добронравов, и два заслуженных Александр Чевычелов и Валерий Гурьев. Все они – выпускники вашего института искусств. Что касается ребят, которые получили дипломы сейчас – здесь возникают определенные трудности. Параллельно с ними у меня в Москве выпустился курс. Это же мои «дети», как я могу их бросить? К тому же, любого выпускника я не могу взять на договор. Только в штат. А он, как известно, не резиновый.

- Раньше в Москве было несколько ведущих вузов: ГИТИС, ВГИК, школа-студия МХАТ, Щукинское и Щепкинское училища. Сейчас появилось огромное количество учебных заведений, где якобы готовят артистов…

- К счастью, многие из них накрылись медным тазом.

- Их существование не обесценивает актерское и режиссерское образование?

- Из-за таких вот «учебных заведений» многое теряется. Я замечательно отношусь к Эммануилу Виторгану. Он очень хороший артист. Но когда он вдруг создает свой частный театральный университет, у меня это вызывает определенные подозрения. Часто слышится от молодых людей: «Зачем нам учиться четыре года, когда за две недели можно все освоить?». Попадешь на это время в «телевизор», в какой-нибудь непонятный «Дом-2» или на конкурс ног или ж… – и ты уже «звезда»! Зачем же тогда столько лет слушать, что рассказывают об истории театра, делать спектакли и этюды, осваивать сценическое движение? Они считают эту архаику бредом. Адекватный человек скажет обратное. Но сегодняшняя практика показывает, что никакой это не бред, потому что из той самой необразованной массы длинноногих див и накачанных парней пополняется так называемое искусство. И все они – звезды.


- В родном Щукинском училище вы начали преподавать в 24 года. Каково было недавнему студенту входить в аудиторию в качестве преподавателя?

- Скажу тебе напрямую: я буквально влез туда. Сейчас в это трудно поверить, но первоначально я преподавал в училище сценическое движение и фехтование. У нас был знаменитый в прошлом артист театра Вахтангова профессор Немировский, про которого Рубен Симонов говорил: «Лучший артист среди фехтовальщиков, и лучший фехтовальщик среди актеров». Согласись, сомнительный комплимент. Немировский являлся чемпионом Москвы по спортивному фехтованию. А в институте преподавал театральное фехтование и бои. Мы с моим покойным однокурсником Соколовым считались на курсе первыми фехтовальщиками. И вот когда Немировский поругался с ректором «Щуки» Борисом Захавой и ушел преподавать в ГИТИС, образовалась пустота. И чтобы заполнить ее, мы с Соколовым взяли на себя эту обязанность. Года полтора я занимался этим. А потом сделал спектакль для молдавской студии, которая потом переросла в театр. Сейчас, к сожалению, он распался. Чуть позже начал ставить отрывки и дипломные спектакли. Почему говорю «влез», потому что я был человеком не с улицы, а своим, окончившим этот вуз.

- У вас за плечами 55 лет педагогической деятельности. Не устали еще удивляться и открывать новые таланты?

- Если взять душевные стремления, отбросив мою начальственность, занятия режиссурой, актерской и общественной деятельностью – все это сейчас является вынужденной необходимостью. А в преподавательской деятельности всегда присутствует элемент ажиотажа. Когда ощущаешь определенный вампиризм, глядя на 30 «щенков» с горящими глазами, с длинными ногами и руками, выразительной внешностью, невольно у преподавателя выпрямляется спина, стараешься открыть им новый, неизведанный мир. Отчасти смешно получилось, когда меня пригласили быть председателем ГЭКа в Воронеже. Когда соглашаешься, то порой думаешь: «Да когда это будет!». А потом раз, и наступает время икс. У меня самого в Щукинском училище мои воспитанники играли дипломный спектакль на сцене Театра имени Вахтангова 1 июня. У нас есть такая традиция: лучшая (по признанию кафедры, руководства) постановка со студентами, представляется на легендарных подмостках. И вот, когда я был в Воронеже, мне звонит наш ректор народный артист России Евгений Князев и говорит, что спектакль в моей постановке будет снимать телеканал «Культура», а мне перед началом надо выйти и сказать какие-то слова. Отвечаю ему: «Женечка, я в Воронеже, поэтому быть не смогу». Возникла пауза. Мне показалось, что он подумал, будто Ширвиндт поехал умом. «Как в Воронеже?» - недоумевал Князев. «Принимаю здесь экзамены выпускников театрального факультета», - отвечаю ему. Вот такое совпадение. А то, что я увидел здесь в спектаклях ребят, все вполне интеллигентно, профессионально, грамотно и по своей манере стилистически совпадает с нашим Щукинским училищем.

- По-вашему, талант заложен в человеке на генном уровне или его можно приобрести потом, с течением жизни?

- Приобрести можно навыки, ремесло, упертость, желание чего-то достичь. Настоящий же талант идет от неподвластных нашему пониманию сил. От Бога. Все остальное в большей или меньшей степени профессионализм и только.

- Ваша мама одно время была актрисой, после чего работала в сфере, связанной с искусством. Папа – был известным музыкантом. Родители многое вам дали в понимании того, что есть творчество?

- Ничего не дали. Впрочем, как и я своему сыну, и как многие мои коллеги. Есть люди, которые всю жизнь крутятся в этой сфере (мои родители не являлись исключением), которые своего ребенка всячески отталкивают от кошмара, именуемого театром, искусством, как хочешь. Но многие все-таки выворачиваются и влезают туда. Про себя могу сказать: не знаю, то ли генетика, то ли другие обстоятельства сыграли роль в моем выборе профессии. В наш дом к родителям постоянно приходили гости из сферы культуры: Качалов, Яхонтов, Плятт и многие другие. Разговоры велись только о театре, об искусстве. Только человек нашей профессии после работы, находясь дома в компании, продолжает вести разговор о работе.

- У вас было огромное количество интересных встреч. Что-то особенно запомнилось, или каждая являлась судьбоносной?

- Ты прав. Встреч было очень много, но разброс профессий этих необычных людей поражает еще больше: Мстислав Ростропович, Дмитрий Шостакович, Родион Щедрин, Юрий Норштейн… Этот список могу продолжать бесконечно. Веер личностей, прошедших через мою судьбу, огромен. И в душе всегда остается след от общения с теми, кто действительно являлся или является личностью.

- Театр сатиры, которым вы руководите, имеет еще одну неразрывную связь с Воронежем…

- Ты в данном случае говоришь о Менглете?

- Конечно! Неподалеку от отеля, где мы с вами беседуем, находится школа, где учился Георгий Павлович и на фасаде которой установлена мемориальная доска.

- Для нашего театра есть несколько значимых фигур, чьи корни произрастают из провинции. Менглет – это Воронеж. Папанов – это Вязьма Смоленской области. В память об Анатолии Дмитриевиче хотят проводить фестиваль на его малой родине. Так что этих людей помнят не только в нашем театре, но и в их родных городах. Два ведущих актера нашего театра, оба со званием «Народный артист СССР», происходили из глубинки. И мы гордимся нашими легендами. Их портреты находятся в фойе театра.

- Александр Анатольевич, как вам удается совмещать в себе должности художественного руководителя, актера и постановщика спектаклей, педагога? Каким образом все успеваете?

- Никак не удается. Я все время не успеваю. Нельзя уже разрываться между одним, другим, третьим. Тем более, когда временной счетчик все быстрее начинает тикать, когда силы уже не те и можно просто не успеть добежать куда-то. Порой приходится нелегко. И я понимаю разговоры молодых, которые иногда задаются вопросом: «Доколе вы будете художественным руководителем театра?». Их высказывания правомочны. Но… Жалко же, чтобы наш театр стал неким подобием парка культуры.


- Сейчас вы задействованы в Сатире в качестве актера?

- Я играю два названия: «Мольер (Кабала святош)» по Булгакову и «Орнифль» по пьесе Ануя.

- Сегодня многие известные актеры часто мелькают в различных антрепризах. Вы в этом не замечены. Почему?

- Совершенно нет на это времени. Потом, честно говоря, если бы я хотел что-нибудь сыграть в своем театре, то как-то вышел бы на руководство и договорился с ним. (Смеется. – П.Л.). Любая антреприза имеет двойное дно. Или это заработок, или желание сыграть то, что не дают в театре. В основном, превалирует первая составляющая, что очень мешает. Два-три известных актера, располагающиеся на двух стульях – это не имеет к театру никакого отношения. Поэтому когда мы приезжаем на гастроли с тем же «Орнифлем» с потрясающим оформлением Шейнциса, с колоннами, статуями и фонтанами, задействованными в спектакле, зрители проникаются этим событием и испытывают уважение к театру, артистам, сценографам и всем тем, кто приложил руку к созданию этого произведения. А антрепризы, по большому счету, просто ерунда.

- Судя по всему, и нынешний кинематограф вам неинтересен?

- Нет. Стрелять – я уже не дострелю. Бежать – уже не добегу. А остального там ничего нет. Опять же здесь перед нами возникает клиповое мышление. Если бы появилось что-то интересное, где был бы смысл, я, возможно, и согласился бы. Но ведь не появляется. Правда?

- Увы, действительно редкость!

- Мне присылают сценарии, но предлагают играть, в основном, старых выцветших интеллигентов, бывших раньше растлителями или растратчиками. А это совсем неинтересно.

- Легко отпускаете своих актеров из театра на съемки в фильмах, сериалах?

- Я вынужден это делать, хотя порой бывает очень сложно. Составить репертуар на месяц нелегко. То один отпрашивается, то другой… С первого по пятое, с пятого по девятое и так далее. Скоординировать рабочий процесс бывает сложно. А с другой стороны не отпускать нельзя. Во-первых, могут быть скандалы, вранье, несанкционированные отъезды. Во-вторых, жизнь сегодня такая, что медийная узнаваемость лиц тут же перекидывается на театр. Люди приходят смотреть на тех, кого они видят на экране. Момент сложный, приходится крутиться, искать выход из ситуации, но что делать, ничего тут не попишешь.

- Как вы относитесь к своей собственной популярности? Некоторые ваши коллеги говорят: «Меня раздражает, когда подходят, просят автограф, хотят сфотографироваться».

- Я редко хожу по улицам. В основном передвигаюсь с прикуренной трубкой на машине. А в словах некоторых моих коллег есть элемент пижонства и ханжества. Когда-то знаменитого актера Альберто Сорди спросили: «Мешает ли вам ваша популярность?». На это он ответил: «Мне дико мешало, когда ее не было». Но другое дело, когда проявляется тупой фанатизм. Некоторые люди из числа популярных артистов не могут выйти на улицу. На них набрасываются фанаты, папарацци, которые, на мой взгляд, часто люди неадекватные. И так круглые сутки происходит у многих. Никаких нервов на это не хватит!

- Для вас есть что-то дороже театра и рыбалки?

- Сейчас уже начинаются «старческие» заботы: где внуки, как они и что делают. Вот уехал в Воронеж, оставил любимую собаку. Она тоскует. Сын Михаил, которого ты и многие другие знают по интересной передаче, которую он ведет, поехал ночевать с ней, чтобы успокоить.

- Недавно у вас вышла очередная книга, которую вы подписали каждому выпускнику нашего театрального факультета, учившихся у руководителя курса Сергея Надточиева. Что нового появилось в ней в отличие от двух предыдущих?

- Она странная. Меня спровоцировали на ее создание. Есть замечательная пара – писатель и поэт Юрий Кушак и журналистка журнала «Огонек» Юлия Ларина. Их энергия привела к тому, что эта задумка стала реальностью. Поначалу я все воспринимал как старый анекдот: им проще дать, чем объяснить, почему не дал. Там есть письма, которые моя супруга кому-то там показывала. С одной стороны рискованный вопрос: зачем их публиковать? Но с другой - показать то, о чем писалось 60 лет назад, можно. Почему бы современной молодежи не видеть и не знать, как тогда складывались взаимоотношения между молодыми людьми. И когда мне пришло в голову название «Проходные дворы биографии», я вдруг подумал: «Ход ничего». Пройтись мимо этих нынешних шлагбаумов по проходным дворам сегодня дорогого стоит. Таким образом и вымучили это дело.

- Один из моих любимых фильмов с вашим участием - «Трое в лодке, не считая собаки». Этот вопрос вам может показаться странным, но все-таки: вы умеете петь комические куплеты?

- Моя подруга Светлана Безродная, народная артистка, руководитель «Вивальди-оркестра» периодически проводит в Москве различные музыкальные вечера. Она часто обращается ко мне с предложениями принять в них участие. А, поскольку, мы являемся соседями по даче, увернуться от нее бывает невозможно. Так что на подобных вечерах часто исполняю романсы, некоторые другие произведения. Я, если ты помнишь, долго обучался игре на скрипке. Так что с музыкой я в ладу.

Журнальная версия - в "Воронежском телеграфе".