Культура ВРН

28 октября 70-летие отмечает любимец воронежской публики, актер ТЮЗа и Камерного театра, народный артист России Александр Тарасенко. Накануне юбилея он размышляет о времени и о себе.

- Александр Георгиевич, Вас не часто сегодня увидишь на родной тюзовской сцене. Но свой юбилей Вы решили справить именно в этих стенах. Они до сих пор Вам дороги, не надоели еще?

- Слава Богу, стены с каждым годом несколько преображаются. Евроремонт постепенно доходит и до нас. Поэтому прихожу сюда, как впервые. Как вы понимаете, я сразу начинаю шутить. Если говорить серьезно – мы часто слышим, что театр – это храм. Но он же еще и дом для каждого из нас. Чтобы в нем ни случилось, какие бы периоды спада, подъема, противоречий ни происходили тут – все равно театр остается нашим домом. В психологии любого актера заложена одна черта: всегда надеяться на лучшее. Действительно, у артистов ТЮЗа, преодолевших пионерский возраст, появляются проблемы с ролями. Но это неизбежно. Невозможно в 40, 50 лет играть Ромео. Предлагают иные образы, пусть не так часто, как прежде. Но дело даже не в этом, ведь в моей судьбе есть еще и Камерный театр, где за последние годы я сыграл гораздо больше интересных и разноплановых ролей, чем в родном ТЮЗе. Однако надеюсь, что здесь все-таки выпустим символически юбилейный спектакль «Перед заходом солнца». Я некоторое время «заходить» еще не собираюсь. Как говорится: «Не дождетесь!» Надежда на лучшее никогда не должна умирать.

- Получается, в душе больше приятных и радостных чувств от того, что отметите очередную годовщину именно на этих подмостках?

- Да. В наш ТЮЗ я пришел сразу после окончания театрального института. Какое-то время жил в гримкомнате. Театр тогда был совершенно другим. Любил ночью выйти на сцену, где стоял и думал: «Здесь я стану настоящим артистом». Конечно, все это родное. И еще через наш театр за годы его существования прошло много хороших режиссеров и актеров, которые всегда помогали молодым становиться людьми, артистами.

- Чем обусловлен выбор Вами именно этой пьесы Гауптмана – многоплановой, сложной психологически и физически для исполнителя главной роли?

- В свое время, когда был студентом, в Ленинграде, в «Александринке» я видел в этой роли легендарного Николая Симонова. Он гениально воплощал на сцене образ Маттиаса Клаузена. Меня потрясла эта работа. Конечно, у нас пьеса претерпела режиссерскую корректуру. Кое-какие длинноты убраны постановщиком спектакля Александром Тарасовым. Так совпало, что мы оба хотели поработать с этим материалом. Проблема отцов и детей, затрагиваемая в пьесе, актуальна для ТЮЗа. И еще в первой части повествования говорится о тех же жизненных обстоятельствах героя, какие произошли и в моей личной судьбе. Почти три года, как я живу один, потеряв жену. Но мне важно понять эту ситуацию, мысли, чувства, состояние человека, оставшегося с жизнью один на один. Мы планируем показывать спектакль на малой сцене, чтобы достичь большего эффекта, достучаться до сознания и мыслей зрителей. Мы будем смотреть друг другу глаза в глаза, вести доверительный и страстный, если хотите, разговор.

- Вы сказали про малую сцену. А как же бенефис? Ведь этот зал не вместит всех Ваших друзей, коллег, поклонников.

- По техническим причинам мы не успеваем к дате выпустить этот спектакль. Недавно в театре удачно прошла премьера «Тома Сойера»,  потом прошел фестиваль, затем ТЮЗ уехал на гастроли в Орел. Мы решили, что не стоит форсировать события, лучше довести работу до конца и спокойно показать «Перед заходом солнца» в ноябре. А что касается самого дня рождения, то моя встреча со всеми, кого вы перечислили, состоится 28 октября. Мне хочется сделать все в более легкой форме. Не намерен играть отрывки из спектаклей, потому что это бессмысленно. Кто хочет увидеть меня в ролях, пусть лучше придут в театр посмотреть всю постановку за небольшую плату. Думаю сделать вечер музыкальным. С помощью молодых артистов театра, замечательного музыканта Николая Зелепукина и заслуженного артиста России Юрочки Лактионова, от которого я перенимаю эстафету 70-летних. Он разрешил мне исполнить свою песню, которой, возможно, и буду открывать юбилейный вечер.

- На протяжении более полувека Вы наблюдаете за тем, как развивается и изменяется театр в нашем городе. Что Вам интересно в современном театральном процессе?

- Мне кажется, что, как и в любой иной сфере (наука, живопись, литература) в театре существуют попытки эксперимента, желание что-то изменить. Каждый режиссер и художник думает, будто он открывает что-то новое. Но, по сути, все равно нужно в первую очередь работать душой, сердцем. И пока это способно волновать зрителей, неважно в какой форме подается произведение. Главное, чтобы все было талантливо и понятно. Человек, неготовый так существовать в искусстве, делает эпатажные спектакли, доходит до «новой драмы». В общем-то, я не ханжа. Мы с Анатолием Абдулаевым в своих капустных выступлениях тоже иногда ведем себя на грани фола. Ругаться с юмором - еще не так страшно. Но ругаться убежденно и доказывать, что это наш натуральный язык, мы на «ём» разговариваем, исходя из своих исконно русских корней – подобное бессмысленно. Наверное, существует драматургия, требующая эпатажа. Но не до такой же степени, чтобы уходить в натурализм! Солженицын, например, описывая все тяготы лагерного быта, умел блистательно обходиться без пошлости, используя всю красоту родного языка.

Может, выскажу мнение провинциала, но в Москве имеют возможность наблюдать больше открытий. Однако раз им нужен наш Михаил Бычков, чтобы ставить спектакли в столичных театрах – значит, мы тоже не «дураки на периферии». Не берусь философствовать на эту тему, я не театральный критик (хотя каждый из нас им бывает, смотря спектакли с участием других артистов). Настоящее искусство, пусть и не в столицах, может убедить любого именитого профессионала в том, что и у нас не все так плохо.

- Классика, по-Вашему, допускает эксперименты над собой?

- В небольших театрах, ориентирующихся на эксцентричность, подобное возможно. Но суть современности не состоит в стилизации под нее классики. Хотя, если взять того же Гауптмана, у него все написано про сегодняшний день. Если мы знаем, что за последние 2-3 тысячи лет человек не изменился ни по психологии, ни по количеству мозгов, то чего же мы будем все передергивать? Может, есть такая часть публики, которой интересно выхолащивание из текстов истинных авторских идей. В свое время Анатолий Эфрос поставил «Доходное место» настолько современно, что каждое слово персонажей воспринималось в политических условиях советского «гетто» так, будто Островский живет сегодня, среди нас. Не стоит ничего лишнего придумывать. Нужно только хорошо играть в предлагаемых обстоятельствах. Вспомните Евгения Лебедева в ленинградском БДТ! Разве мы смотрели на его героев с точки зрения того, в правильные ли с этнографической точки зрения костюмы он одет?

- Прочитал первые главы Вашего биографическо-художественного повествования. Они порадовали писательским мастерством исполнения. Признайтесь, когда обнаружили в себе этот дар?

- Немного уточню – это будет, как сейчас называется, документальный роман. Все мое «писательство» начиналось с детских импровизаций, потом – студенческих. Но, будучи мальчишкой, поэзию, собственно, как и оперный театр я не очень любил. Только потом, когда кое-как поучился музыке, затем в Воронеже встретился с композиторами, в частности, с Геной Ставониным (с каким мы сначала писали песни, а потом дошли и до оперы), я понял, что с помощью музыки можно сказать гораздо больше, чем простыми словами. Однако, я отвлекся. Даже в то время, когда после школы пошел работать на завод, решил стать пролетарием, познать жизнь (а ведь меня звали во Львовский ТЮЗ!), все равно продолжал заниматься творчеством. И это в то время, когда работал на закрытом предприятии, выпускавшем шестеренки для космоса. Быстро вырос по карьерной лестнице на предприятии. Знаю, мои изделия были в космосе. Может и сейчас летают. Испытывал моральное удовольствие от работы на заводе в своей «большой» должности, хотя и приходилось бегать между пятью станками, словно заяц от волка. Там я все равно умудрялся выпускать «боевой листок» с карикатурами и со стишками. У коллег от моих «виршей» возникали иногда вопросы ко мне. Но я занимался в то время спортом, поэтому мог за себя постоять, беря порой их на «понты».

- Но ведь Ваша космически-заводская эпопея вскоре закончилась?

- Да. Через год я отправился в Ленинград поступать в театральный вуз. Немного опоздал. Сразу оказался в том времени, когда проходил уже третий тур. И известный потом в Воронеже режиссер театра кукол, учившийся со мной в ЛГИТМиКе Валера Вольховский, помнится, сказал мне: «Ты же занимаешь чье-то место. Приехал вдруг позже, а тебя возьмут и примут». На что я ему ответил: «Валера, это закон джунглей». И в студенчестве ради заработка мы занимались «капустничеством». Довелось даже участвовать в одном из наших шоу с Сергеем Юрским. Вспоминаю: однажды текстильный институт в Ленинграде заказал мне подготовить сценарий, который (простите за мою скромность), я назвал гениально: «Материя в движении». По его итогам собрался некий комитет, решавший судьбу этого сценария и того, сколько платить автору за работу. И кто-то, ознакомившись с моими «измышлизмами» и подходом к сценарной работе, сделал мне комплимент, сказав: «Это бред сивой кобылы импрессиониста». Ту фразу запомнил на всю жизнь и был ей очень доволен. Хотя, несмотря на такую «критику» они заплатили мне за работу над сценарием 300 рублей – большие деньги по тем временам.

- Все-таки, когда выйдет Ваша книга?

- Мечтал выпустить ее к юбилейной дате. Потом понял – дело серьезное, поскольку возникают новые наслоения, появляются неведомые мне ранее факты. Допустим, у меня в Нижнем Новгороде живет племянник Михаил Чириков. Там открыт музей нашего предка, знаменитого мореплавателя, соратника Беринга Чирикова. И чтобы максимально полно обозначить все в своем повествовании, мне нужны некоторые материалы от племянника. А предложила заняться мемуарами моя троюродная сестра. Первоначально хотел оставить биографию нашей семьи, известную мне, дочери и внуку, чтобы как-то поддержать связь поколений. История каждой семьи, конечно, бесконечна. Но когда я показал первые главы своего творения Алле Борисовне Ботниковой и Зиновию Яковлевичу Анчиполовскому, то услышал от них позитивные отзывы. От Зиновия Яковлевича – человека умного, литературного склада ума, пишущего обо всех нас, я услышал: «Это зрелая литература». Высшей похвалы даже не стоит ожидать. Единственное, на чем я настаиваю, пусть все герои будут в моем повествовании под своими именами и фамилиями. Надеюсь, что когда все вопросы будут улажены, найду возможность в ближайшее время закончить работу над книгой и выпустить ее. Юбилейный-то год не ограничивается конкретной датой!

- Какое из этих времен Вам представляется наиболее интересным: прошлое, настоящее или будущее?

- Будущее в нашей стране очень загадочно. Трудно о нем говорить, можно только на него надеяться. Прошлое для многих из нас всегда выглядит светлее. Не подумайте, что эти суждения стариковские, связанные с возрастом. Да, тогда мы жили в концентрационно-социалистическом замкнутом лагере. Но другой жизни, кроме тех десяти принципов, которые коммунисты пытались модернизировать из церковных заповедей, мы не знали. Вступали в пионеры, в комсомольскую организацию. Когда меня принимали в комсомол, спросили: «Как ты учишься? Тройки есть?» «Нет», - ответил я. «А если позвоним узнать?» «Одна по немецкому». Но ее я тоже исправил. Удачно перевел Гете, и учительница поставила мне четверку. Мне кажется, в том времени было больше полета для творческой фантазии. При всем негативе, что мы наблюдали в стране, у людей была хоть какая-то стабильность и уверенность в завтрашнем дне.

- А что касательно настоящего?

- Оно меня удручает и пугает. Понимаю, что сейчас никакая критика, никакие мелкие народные волнения не решат проблем нашего государства. В «датском королевстве» что-то не то происходит. Что-то положительное, конечно, есть. Люди, пользующиеся свободой в нормальном, реалистическом и гуманном смысле слова, которые не воруют и не убивают, они порой добиваются многого. Если только по дороге к этой цели их не «пришьют». Большинство из нас беспомощны в государстве, управляемом вручную. Для решения практически каждого вопроса президенту или премьеру надо ехать в глубинку, чтобы там поставить ветерану, извините, туалет и создать из акции большой пиар.

- За годы, что Вы служите на театре, не устали от него?

- Я устаю без театра, когда нет интересной работы, творческих событий. Сейчас при наличии многих часов свободного времени, очень хорошо, что у меня большая творческая занятость. Только и успеваю опаздывать. Это замечательно! Я поздно ложусь и рано встаю. Утешаю себя тем, что с возрастом люди начинают меньше спать. Хотя я не чувствую себя пожилым. Иногда, когда шучу среди молодых, ловлю порой себя на мысли: «Александр Георгиевич, нельзя же так! Давайте поскромнее». Когда все время находишься в одном коллективе, тебе кажется, что пребываешь в одном состоянии, можешь сделать «колесо» или стойку на руках. Лет пять-шесть назад подобное было мне еще подвластно, поскольку в молодости занимался спортом.

- Говорят, что все мы родом из детства. Какие детские впечатления до сих пор помогают Вам радоваться жизни и не впадать в уныние?

- Их много. Часто вспоминаю наши игры и развлечения, своих родных и близких людей, многих из которых уже нет рядом. Я остался старшим в роду. Даже брат, который был на два года старше меня ушел из жизни несколько лет назад. В моем детстве у всех было такое забытое нынче понятие, как интернационализм. Рядом с нами во Львове жили поляки, украинцы, армяне, евреи. Мы не делили своих друзей по национальному принципу. Все были русскими. У нас была своя детская страна, в какую мы верили и сами выбирали себе лидеров. Без подтасовок и иных технологий. Жалею, что сейчас это невозможно. Тем не менее, жизнь продолжается. Надо стараться не унывать. Иначе можно погрязнуть в болоте безысходности. Читайте Тарасенко и убедитесь в том, что не все так плохо! Шутка, конечно.

Александр Тарасенко в спектакле Воронежского Камерного театра «Альбом».