Культура ВРН

Новости культуры Воронежа

Заслуженную артистку Российской Федерации, актрису Воронежского академического театра драмы имени Кольцова Надежду Леонову знающие люди зовут Настей. «Настя Леонова» - это не просто сценический псевдоним, это бренд.
Леонова – актриса темпераментная, парадоксальная, умеющая удивлять. Она интересна на сцене. И она - замечательный собеседник. Мы встретились с ней на пороге значительных перемен в ее творческой жизни.

- Настя, мы с Вами беседовали ровно пять лет назад, помните? Интервью вышло в журнале «Досуг в Воронеже». Что изменилось в Вашей жизни за это время?

- Родилась и выросла внучка – это в моей личной жизни. В театральной изменилось не так уж много.

- Вы говорили тогда, что порой используете сцену для исповеди, но мечтаете когда-нибудь подняться до проповеди. Получилось?

- Почва для проповеди оказалась не плодородной. Да это и не важно. С годами на первый план вышло желание просто заниматься профессией. Что-то было упущено. Теперь пора восполнить пробелы.

- Вы давно в театре. Меняется ли рисунок Ваших ролей на протяжении времени? Ведь многие спектакли с Вашим участием – настоящие долгожители.

- Не знаю, поверят ли мне, но все-таки скажу: изменения происходят каждый день, на каждом спектакле. Взять хотя бы «Ненормальную». Столько лет мы играем этот спектакль, а его всё смотрят! Кажется, мне уже нечего там сказать, нечего сыграть. И вдруг находится что-то в душе, и я начинаю существовать отстраненно от роли. И это дает неожиданный результат! Зритель воспринимает спектакль лучше. Сама я сегодня осмысливаю эту роль совсем по-другому. Я поняла: чем я скупее, чем жестче существую в материале, тем больше отдача от зрителя. Начинаю просто говорить на сцене – зал затихает и переживает сильнее, чем тогда, когда у меня все внутри клокотало.

- Об этом же недавно говорила Алла Демидова...

- Да, и мне старые актрисы говорили: плакать должны не на сцене, а в зале.
И второе – нельзя играть на «автопилоте», в «замороженном» состоянии, какой бы это ни был по счету спектакль. Театр должен быть живым.

- А что для вас входит в понятие «живой» театр»?

- Артисты не должны отгораживаться от жизни. Надо жить, мыслить, читать книги, воспитывать себя, становиться лучше. На мой взгляд, смысл жизни в том, чтобы стать лучше.

- А стать великой актрисой?

- Ерунда. Это не самоцель. Мастерство будет прибавляться, если будешь работать над собой. Надо заставлять, а не жалеть себя. За годы у меня выработалась своя система. Раньше я была дерзкая, думала о себе лучше, чем я есть, - и этим мешала. В первую очередь, себе. Теперь я поняла, как важно уметь молчать и терпеть. Но внутри не успокаиваться, постоянно работать. А еще я боюсь сытости, боюсь благополучия чрезмерного – это гибель для актера.
В детстве я была диковатой, отстраненной, остро чувствовала, переживала, порой ощущала себя сиротой при живых родителях. Потом многое сгладилось в душе. Но это помогло мне овладеть профессией.

- Недавно Вы сыграли в "Антрепризе" в спектакле «Другой человек» по пьесе Гладилина в постановке Владимира Гранова. На Ваш взгляд, роль удалась?

- После премьеры ко мне пришла Людмила Александровна Кравцова и сказала: «Я тебя такой никогда не видела». И для меня это очень дорого. Я как бы вернулась к себе самой на тридцать лет назад. И там материал интересный, парадоксальный, нелогичный.

- А с режиссером спорили?

- Нет. Раньше могла поспорить, а теперь доверяюсь режиссеру, у которого - целостное видение спектакля и который отвечает за конечный результат.

- Актерская судьба – сумма множества переменных величин. Многое не зависит от таланта, ума, душевных качеств актера.

- Возможно, мой ответ покажется парадоксальным, но люди театральные меня поймут. Вот, что я скажу : большое спасибо, что это именно так. Когда что-нибудь происходит неблагоприятное, я всегда говорю: «Будет, что играть, когда придет время». Боль, поселившаяся в душе, подарит новые ощущения, новое понимание. Пришло время, когда я благодарю судьбу за все. Раньше бунтовала, возмущалась, боролась внутри себя. Но мне надо было пройти этим путем.

- Сейчас Вас пригласили в свои спектакли режиссеры, заметно отличающиеся творческой манерой. Причем работа над Островским (пьесу «Без вины виноватые» ставит Ваге Шахвердян) и Булгаковым («Кабала святош», режиссер Адгур Кове) идет параллельно. Для Вас это представляет трудность?

- Скажу сразу, что роль Кручининой для меня не подарок – она насквозь хрестоматийная. А как выйти за рамки этой хрестоматийности, я пока не знаю, да и не хочу задумываться. Знаю, что не хочу играть сентиментальность, плаксивость. Скатиться очень легко. Вероятность упасть – велика. Придется шагать по дорожке, намазанной маслом. И если критики напишут: «Леонова в роли Кручининой была очень сентиментальна», мне даже не на что будет обижаться. Мне больше хотелось играть Коринкину. Вообще характерные роли мне ближе. Мне было жалко расставаться с этой ролью, но пришлось смириться. Понемногу втянулась в работу над ролью Кручининой, становится интересно.
Работать одновременно над двумя ролями в спектаклях разных режиссеров невероятно трудно. Порой даже впадаю в панику, но беру себя в руки. В такие моменты говорю себе: сделай шаг, а там будет видно. Такое чувство, что мне предстоит невероятно трудный экзамен, и на мне лежит огромная ответственность. Старюсь жить по завету «делай, что должно, и будь, что будет». С ролью Людовика Великого в «Кабале святош» еще сложнее. Пока не могу даже об этом говорить. Но уверенность и энергичность режиссера вселяет в меня определенную надежду.

- Готовите ли себя к переходу на «возрастные» роли или не хотите задумываться об этом?

- Почему же. Готова к любой роли. Хоть бабушку завтра дадут – буду играть. Единственное, чего я боюсь, что могу не справиться с «возрастной» ролью.

- Насколько для Вас театр – это жизнь, а жизнь – это театр?

- Это соотношение все время меняется. Чем дальше, тем больше театр – это жизнь. Уходят друзья, сын живет своей семьей. Так что театр все больше становится моей жизнью. Ну, а то, что вокруг сплошной «театр» - это точно. Но только не для меня. Для меня в жизни «театра» категорически быть не может. Я не приемлю бытового актерства. В жизни все должно быть проще, естественнее. В последнее время ловлю себя на мысли: как это замечательно – просто приготовить обед, просто убрать в доме… Раньше воспринимала домашние дела как досадную помеху, теперь – совсем по-другому.

-Конкурсы, премии, призы… Насколько это важно для Вас?

- Не буду лукавить, хочется, чтобы твою работу оценили. Но помпезности, дароприношения я ужасно боюсь, потому что это никак не вписывается в мою концепцию работы над собой. Если приходят дары и награды без моего участия, неожиданно – пусть приходят. Но не дай Бог поддаться этому обольщению всерьез!

- Считаете ли Вы, что актеры должны влиять на ситуацию в театре, на кадровые решения, объединяясь в коалиции, создавая «инициативные группы» и т. д.?

- Не могу дать определенного ответа. Хочется, чтобы твое мнение услышали, учли, но активно его отстаивать… По-моему, это не сопрягается с профессией актера. Возможно, это индивидуально. У меня так: стоит проявить какую-нибудь «закулисную» активность, - потом очень трудно восстанавливаться. Начинаешь терять себя. Власть с искусством трудно соединяется. Могу внутренне не соглашаться с тем, что происходит, но выберу работу, а не борьбу.

- Что помогает Вам жить, в каких источниках черпаете силы – душевные, физические?

- Читаю. Вот открыла для себя потрясающую прозу Константина Воробьева. Читаю автобиографические книги. Недавно «настрадалась» над жизнью Есенина. Сейчас постигаю книгу Ричарда Докинза «Бог как иллюзия».

– Вы религиозны?

– Если считать религиозностью состояние души, то да. И если соизмерять не только свои слова, но и свои поступки с какой-то высшей силой, то - безусловно.