Культура ВРН

Стиль, изящество, красота – ключевые слова, которыми можно определить дирижерскую концепцию Огринчука. Двадцать девятая симфония Моцарта радует легкостью штриха и тончайшей фразировкой. Третья, «Шотландская» симфония Мендельсона, словно роман из рыцарских времен, увлекает драматургией повествования и благородством изложения. А концерт для гобоя с оркестром ми-бемоль мажор Беллини, в котором Алексей Огринчук выступил в качестве солиста, напоминает виртуозную арию, исполненную с легкостью колоратурного сопрано.


В Воронеже Алексей Огринчук уже в четвертый раз. Дважды он был участником Международного Платоновского фестиваля искусств: в 2015 выступил вместе с коллегой по Концертгебау кларнетистом Оливье Патейем вместе с Академическим симфоническим оркестром и маэстро Владимиром Вербицким, в 2016 – как дирижер Камераты Концертгебау в зале филармонии, в этот раз – на сцене Концертного зала с Молодежным симфоническим оркестром. А впервые лучший гобоист мира посетил наш город, когда ему было всего 12 лет.


- Моя история с Воронежем началась в 1991 году, – вспоминает Алексей Огринчук, – когда я в 12 лет получил первую премию на Всесоюзном юношеском конкурсе гобоистов. Так что у меня с детства особые чувства к вашему городу, потому что это была первая – маленькая, юношеская, но победа. Здесь замечательная публика, и тот потрясающий артистический заряд, который мы здесь почувствовали во время Платоновского фестиваля – и с Оливье Патейем, и с Камератой Концертгебау, – конечно, дает огромные позитивные чувства. В этот город хочется вернуться.

- А чем привлекло выступление с Молодежным оркестром?

- Оркестр замечательный, мне очень понравилось, как коллеги реагировали все три дня напряженных репетиций. Программа сложная, хотелось выложиться на сто процентов.


- В конце последней репетиции Вы пожелали оркестрантам забыть обо всем и получать удовольствие от музыки. Это Ваше кредо?

- Вообще да. Я желаю этого и коллегам, и себе. Не бороться и не трудиться после многочасовой подготовки, а получать удовольствие. На эту программу было отдано много совместных сил, поэтому перед концертом важно очиститься от огромного количества информации. То, что вошло в систему, осталось и заложено в каждом из музыкантов. А еще хочется получить удовольствие от этой музыки, потому что музыка – искусство, которое должно трогать. И нас – во время исполнения, и публику – желательно до мурашек. А кого-то до слез. Чтобы люди уходили после концерта с просветленными лицами.

Нет ничего сложнее, чем играть Моцарта

- А в чем сложность этой программы?

- Нет ничего сложнее, чем играть Моцарта. Это знают все музыканты. Моцарт – это отдельный огромный мир. Двадцать девятая – известная симфония Моцарта, тем ответственнее ее исполнять. Потому что есть масса прекрасных записей с выдающимися дирижерами, прекрасными оркестрами. И это абсолютно гениальная музыка. Беллини – это такая вишенка на торте, приятный небольшой гобойный концерт с полным составом оркестра. И Мендельсон, конечно, тоже абсолютный гений. Я думаю, что он недостаточно признан. Есть люди, которые перед ним преклоняются, но все равно – общее ощущение, что он недооценен. Третья симфония была им начата после длинной поездки по Шотландии. Здесь есть масса элементов, связанных с этой страной: и туман, и камни, покрытые мхом, и общая атмосфера шотландской природы. Мы старались донести эти образы до публики.


Гобой – это инструмент-лидер

- Как дирижер Вы очень уважительно, коллегиально, относитесь к оркестрантам. Но группу духовых наверняка выделяете?

- Конечно, я в первую очередь гобоист. И нет ничего прекраснее, чем самому извлекать звуки из инструмента.

- Но ведь можно играть на оркестре?

- Да. Но это совсем другая специфика. Гобой, конечно, это инструмент-лидер. И я с детства очень люблю играть соло. И в оркестр я поступил на место соло-гобоиста – солиста группы. В оркестре это одно из центральных мест. И если мы откроем любую партитуру, то увидим, что самые нежные, самые прочувствованные соло написаны именно для гобоя. Это связано с особенностью звука, богатством тембра. Я привык вести за собой. Я это делать люблю и хочу брать на себя эту ответственность. Поэтому после 17 полных лет работы в оркестрах в Голландии – 6 лет в Роттердамском филармоническом под управлением Валерия Гергиева и уже 12-й сезон в Королевском оркестре Концертгебау – как соло-гобоист в оркестре, я сыграл практически весь основной симфонический репертуар. Все симфонии Малера, Брукнера, Шумана, Брамса, Бетховена, почти все симфонии Шуберта, Шостаковича – и не по одному разу. Эта музыка уже пропущена мной через себя, она уже во мне. Поэтому дирижирование стало естественной следующей ступенью. И я очень рад, что есть такие проекты, как в Воронеже, где я могу продирижировать серьезными произведениями и сыграть соло. Вот эта комбинация – играть – дирижировать – на сегодняшний день доставляет наибольшее артистическое удовлетворение.


- Какие у Вас сейчас дирижерские ангажементы?

- Есть ряд проектов. Камерата Концертгебау – несколько совместных программ: барочная, классическая, смешанная. Будет еще один проект с симфонией Малера для камерного состава. Дирижировал оркестром в Гааге, Южной Африке – сто четвертую «Лондонскую» симфонию Гайдна. С оркестром Безансона во Франции – Третью симфонию Шуберта, в феврале 2017 будет оркестр Пикардии – Вторая симфония Бетховена. В Швейцарии аккомпанировал пианистам на крупных фестивалях два концерта Шопена – это самый трудный аккомпанемент для дирижера. Есть и другие проекты.

- И остается любимый гобой. Не многие композиторы сочинили концерты для гобоя, но есть много замечательно камерной музыки. Чем привлекает камерное музицирование?

- Мне посчастливилось играть со многими выдающимися музыкантами, такими, как Гидон Кремер, Раду Лупу, Томас Квастхофф и многими другими. Конечно, нет большей радости, чем играть с людьми, к которым есть артистическое доверие. Это основной критерий, основной элемент камерного музицирования – невероятное удовольствие, когда не нужны слова. Когда мы разговариваем только на языке музыки.


Жизнь удалась, если ты поступил в первоклассный оркестр


- В России с советских времен сложился стереотип: либо ты солист, либо неудачник. На западе по-другому?

- Мне очень повезло, потому что я закончил одну из лучших школ в России – это Гнесинская десятилетка и лучший вуз для гобоя – это Парижская Национальная консерватория. Поэтому я могу сказать: не секрет, что в России феноменальная подготовка и феноменальное образование для молодежи. У меня есть с чем сравнить, и я считаю, что система специальной музыкальной школы абсолютно замечательная. И из этих спецшкол в 18 лет выходят уже зрелые музыканты. В первую очередь, это касается струнников и пианистов. Это наша сильная сторона, это наши основные традиции. Именно в связи с этим очень многие российские музыканты в самом раннем возрасте выигрывают международные премии на крупных конкурсах. Поэтому во всем мире очень уважают именно российских исполнителей на струнных инструментах и фортепиано.
Что касается духовых инструментов, у нас само слово «гобой» – это французское слово hautbois – высокое дерево. Объективности ради надо признать, что насколько в России струнные, фортепиано и дирижирование являются незыблемыми, традиционными, очень серьезными школами, самыми сильными на сегодняшний день в мире, настолько Франция – это центр для духовых, в частности, для гобоя. Это связано с французскими традициями, с французскими композиторами: Куперен, Рамо писали для гобоя, весь мир играет на инструментах французского производства. И камыш, из которого мы точим трости, тоже растет на юге Франции, так что это все указывает на традиции. И, учась в Парижской консерватории, я понял, что у них акцент в первую очередь на оркестр. Потому что гобой изначально – это, безусловно, оркестровый инструмент. Конечно, у нас более узкий репертуар, чем у скрипки, виолончели или фортепиано, это данность. У нас есть наши жемчужины: концерт Моцарта, концерт Рихарда Штрауса, концерт Мартину, который я играл в Воронеже полтора года назад, огромный пласт барочной музыки, много Баха, современной музыки и так далее. А в романтической музыке очень мало композиторов написали сольные концерты для гобоя. Но при этом они посвятили именно гобою самые прочувствованные, самые тонкие сольные фразы в оркестре. Поэтому во Франции – у духовых инструментов уж точно – акцент делается на то, чтобы получить место в первоклассном оркестре. Если ты поступил в первоклассный оркестр, то у тебя жизнь удалась. Это другой подход.
А что касается русской школы, то у меня были замечательные педагоги: Иван Федорович Пушечников, у которого я учился в Гнесинской десятилетке, и Александр Иванович Фролов, у которого я начинал в школе Дунаевского в 9 лет. У нас всегда на всех духовых инструментах были потрясающие личности, самородки, которые сделали все, чтобы поднять на максимально высокий уровень духовую школу в России. И они вызывают огромное восхищение и уважение. Им очень многое удалось. Я это вижу, когда регулярно приезжаю в Россию, даю мастер-классы – вижу, насколько поднимается уровень.


Трость – сердце гобоя

- Гобой – чудо инженерного сооружения. Какую часть этой сложной конструкции можно назвать сердцем инструмента?

- Я отвечу так. Вы, наверное, знаете, эту историю: когда один крупный директор музыкального зала сказал Яше Хейфецу: маэстро, у вас так потрясающе звучит скрипка! Хейфец достал инструмент из футляра, потряс над ухом и ответил: «Вы что-то слышите? Я ничего не слышу». Конечно, человек играет на инструменте. А если говорить про инженерное начало гобоя, то, во-первых, он вместе с валторной занесен в книгу рекордов Гиннеса, как физически самый тяжелый инструмент в мире в плане звукоизвлечения. Когда мы нажимаем на клавишу фортепиано, мы слышим звук сразу. Звукоизвлечение на гобое – это сложный физиологический процесс, который нужно развивать, и так далее. Конечно, трость в нашем деле, как ни крути, играет большую роль. Так как идеальной трости не существует, мы должны находиться в постоянном процессе вытачивания тростей. Я всегда своим студентам говорю: если вытачивать одну трость в день, то всегда будет выбор. Но мы так устроены, что, когда есть хорошая трость, мы ленимся и перестаем точить каждый день. Мы зависим от цепи невероятных тончайших факторов, связанных с камышом, связанных с погодой. Я не знаю, как будет реагировать камыш, например, в Воронеже, если будет дождь, будет солнце, будет жарко или душно, снег или очень холодно. В Японии, например, трость реагирует по-другому, чем в Европе или в Москве. Поэтому мы должны очень быстро адаптироваться, у нас собой всегда масса всяких аксессуаров, сложных приспособлений, ножей для вытачивания тростей. Полностью зависеть от трости – это тоже неправильно. Но без трости мы не можем воспроизвести звук. Это ключевой элемент, а дальше сам гобой, особое дерево, сложный механизм клапанов.

- У вас один инструмент, который постоянно в работе, или целая коллекция?

- Основной инструмент один. В отличие от струнных инструментов у нас инструменты, чем новее, тем лучше. Это серийное производство, это в разы дешевле, чем дорогие скрипки. Если тебе попадает в руки Страдивари, то это на всю жизнь. Мы же дуем в инструмент, влага попадает внутрь дерева, инструмент выходит из строя, и каждые несколько лет мы должны его менять. В среднем французские гобоисты меняют инструмент раз в пять-шесть лет. То есть каждые пять-шесть лет мы должны проходить через процесс головной боли и выбора нового инструмента. У меня основной один, но есть второй инструмент, я его не вожу с собой, но держу на крайний случай, когда мне нужно подстраховаться.

- А что такое «страшный сон гобоиста»?

- Когда перед очень ответственным концертом вообще нет никакой трости. Это ощущение незащищенности. Может быть, трость есть. Но она некомфортная, на ней не тот звук, который мы слышим внутри, потому что каждый музыкант слышит внутри себя звук и пытается воспроизвести его с помощью инструмента. И трость должна сочетать в себе ряд комфортных качеств: таких, как атака, возможность разнообразной динамики, филировки звука, интонации. Но если такой трости вообще нет, то это ощущение, как будто ты ходишь обнаженный посреди широкой улицы и не знаешь, какое место прикрыть.


Алексей Огринчук – один из лучших современных гобоистов, первый гобой оркестра Концертгебау (в составе с 2005 года), единственный гобоист в мире, дающий сольные концерты. Лауреат престижных международных конкурсов и премий, в том числе конкурса CIEM в Женеве, европейской премии Juventus, двух французских премий Victoires de la Musique Classique, российской премии «Триумф», премии Фонда Борлетти-Буитони. Участник проекта BBC «Артисты нового поколения».