Культура ВРН

В Воронеже Михаил Ефремов вместе с коллегами сыграл антрепризный спектакль «Мошенники» и ответил на вопросы журналиста Павла Лепендина.

- Михаил Олегович, скажите у вас к Воронежу какие-то особые, может быть, даже родственные чувства есть?

- Безусловно! Тут похоронен мой двоюродный дядя, актер и режиссер вашего драматического театра Герман Меньшенин, а также его жена, заслуженная артистка РСФСР Валентина Долматова. И пусть я видел Германа Викторовича всего один раз, в детстве, когда он приезжал к нам в Москву, я знаю, насколько близкими отношения были между ним и Олегом Николаевичем Ефремовым, его двоюродным братом. Помню, когда был маленьким, дед Николай Иванович рассказывал мне о том, как мой отец и Герман постоянно играли в театр. Вырезали из бумаги кукол, делали какие-то простые декорации. Видимо, с тех пор, они и «заразились» этим искусством.

 - Заигрались?

- Можно и так сказать. Но, поверьте, эта «игра» не только веселая, но и очень серьезная. А в какие-то моменты даже и философская. Под игрой я, естественно, имею в виду театр.

- Признайтесь, у вас был какой-то выбор профессии, кроме актерской? Ведь вы родились в семье Олега Ефремова, замечательной актрисы Аллы Покровской, ваш дед – выдающийся оперный режиссер Борис Александрович Покровский. А может, вы тоже начали рано играть в театр?

- Я рано начал играть, но не в театр, а в театре. Мой дебют на сцене состоялся в 11-летнем возрасте. Часто случались моменты, когда меня не с кем было оставить дома. Бабушка с дедушкой по отцовской линии тогда уже были пожилыми, периодически лежали в больнице. Однако, когда выпадала возможность, всегда с удовольствием брали меня к себе. Родителям приходилось часто брать меня в театр, где я сидел за кулисами. Спектакль «Принцесса и дровосек» смотрел раз 15, «Белоснежку и семь гномов» - раз 20. Эти постановки шли в «Современнике». Потом, когда мне было лет семь, Олег Николаевич перешел во МХАТ. И уже там тоже раз 15-20 я смотрел знаменитую «Синюю птицу». Так что с детским репертуаром в этих двух театрах я был хорошо знаком. Но в те годы у меня была дилемма: я хотел стать либо министром обороны Гречко, либо таксистом. Были эти два варианта, но с моим выбором как-то никто не посчитался. И, наверное, по большому счету, этого выбора у меня и не было.

- Фамилия довлела над вами?

- Все время! При поступлении в Школу-студию МХАТ, когда на зачислении прозвучала моя фамилия среди принятых, за своей спиной я услышал такую фразу: «Я же тебе говорила, что он все равно пройдет». И это абсолютно естественно. Подобные сравнения проходят все, кто занимается той же профессией, что и их родители. Лет 20 назад Константин Райкин сказал одну фразу, которую я часто повторяю своим детям. Кстати, мой старший сын закончил курс Константина Аркадьевича. Так вот, он тогда заметил: «Первые три минуты на меня будут смотреть, как на сына Райкина. А потом надо предъявлять уже что-то свое. Если тебе нечего предъявить, ничего из этого не выйдет».

- Но в актерском мире немало таких примеров, когда дети известных родителей поступали, оканчивали театральные вузы, но ничего у них в дальнейшем не складывалось.

- Вообще, наша актерская профессия -  она особая. В таких видах искусства, как театр и кинематограф очень силен и мощен вкусовой момент. Никогда не знаешь, как оно в следующий раз повернется. А высокое, серьезное искусство – оно всегда заметно. Я до него, к сожалению, не часто дотягиваюсь.

- В моем детстве первым московским театром, где я оказался, был чеховский МХАТ под руководством вашего отца. Помню, тогда смотрел спектакль «Трагики и комедианты». Позже доводилось видеть там еще различные постановки. Но сейчас мне несколько непонятна та творческая политика, которую проводит Олег Табаков. Вам не кажется, что из театра уходит тот хрестоматийный мхатовский дух?

- Я не думаю, что тот знаменитый мхатовский дух уходит, и не думаю, что у театра был какой-то дух. Возьмем, прошу заметить, 1937 год – разгар репрессий. В этом знаменитом МХАТе, в котором, как вы говорите, есть определенный дух, только один человек был арестован. Потом, когда он отсидел и вышел, то сказал: «Я знаю, кто меня заложил».  А другие театры в это время страдали от репрессий. Возьмите тот же Вахтанговский, где полтруппы село. Я уже не говорю о театрах Мейерхольда и Михоэлса, которые просто были уничтожены. МХАТ всегда был придворным театром, именно этот дух он и хранил. Но есть исторически сложившаяся идея Художественного театра. Думаю, что Олег Павлович, со своей стороны, в своем понимании, проводит ее достаточно активно. Я не считаю, что мхатовский дух, в хорошем смысле этого выражения, ушел из театра. За последние 10 лет мне довелось видеть там немало спектаклей. Мне очень нравится творчество Кирилла Серебренникова. Такие спектакли, как «Господа Головлевы», «Лес» в его постановке мне по душе. Конечно, в театре много кассовых, любимых зрителями постановок: «Примадонны», «№ 13»… Я их не видел, но таковые тоже должны быть. Еще Олег Ефремов говорил, что в репертуаре любого театра должен быть «паровоз», за которым все потянутся. В свое время в «Современнике» таким «паровозом» стал «Голый король», постановка, после которой о театре заговорили. Она пользовалась настоящим успехом. А что ж плохого в нынешнем МХАТе имени Чехова, где выходит по 15 премьер в год? Там работают самые известные сегодня актеры. Такого не было в те годы, когда театром руководил Олег Николаевич. Когда он пришел во МХАТ, то был менее современен для своего времени. Отец в малой степени был менеджером, а Олег Павлович настоящий менеджер, помимо того, что он гениальный русский актер.

 - Табаков ведь еще в «Современнике» был директором.

-  Эту должность он занял по сложившимся тогда обстоятельствам. Олег Ефремов ушел из театра, а кто чем и как будет заниматься? Олег Павлович очень энергичный человек, дай Бог ему еще много лет жизни. Например, сегодня я знаю по доходящей до меня информации, что артисты в чеховском МХАТе получают больше, чем в других театрах Москвы. Такого, когда я там работал, не было. Да, пусть может и дух ушел. Зато деньги пришли. А они лучше, чем какие-то философские понятия. Об этом вся страна знает. Потом, понимаете, выражение «знаменитый мхатовский дух»… оно не совсем верно. Потому что есть жизнь человеческого духа, о чем говорили Константин Сергеевич Станиславский, Владимир Иванович Немирович-Данченко, а позже Хмелев, Ливанов, Яншин, затем Ефремов и другие. Сейчас об этом же, я убежден, говорит Олег Табаков. Только своим языком.

 - Ваш творческий путь сейчас как-то соприкасается с этим театром?

- Нет. Я работаю в театре сегодня следующим образом: у меня есть три антрепризных спектакля, как режиссер я поставил в «Современнике» два спектакля. В одном из них играю сам – это «Шарманка» по произведению вашего земляка Андрея Платонова. Эта постановка мне очень дорога, я долго хотел воплотить ее на сцене, и вот, наконец, удалось это сделать. Правда, не все зрители «врубаются» в мою трактовку. Но те 400-500 человек, что остаются смотреть второй акт, чувствуют наш спектакль, благодарят за него. Ведь Платонов, как известно, понятен далеко не всем. Это писатель на любителя.

- Чем он вам интересен?

- Он мне давно интересен. Еще в 1986 году я впервые прочитал его «Шарманку» и сразу «запал» на этого автора. Но если я буду анализировать почему я «западаю» на ту, или иную пьесу, это будет так глупо и так скучно.

Сцена из спектакля "Шарманка" театра "Современник" 

- К вам широкая известность пришла после знаменитого фильма «Когда я стану великаном», после которого вы проснулись одним из самых популярных юных актеров страны. Каково это было для ребенка – узнавание, автографы?

 - Когда был ребенком, то особого внимания на свою популярность не обращал. Мог сделать какие-то дикие поступки, но это не в силу своей известности, а, скорее, в силу возраста. «Когда я стану великаном» - мой «Штирлиц». Эту мою роль помнят до сих пор. Даже сейчас подходят люди и начинают говорить мне о той давней уже работе. Так сошлись звезды, что эта работа стала знаменательной для меня. Вообще, мне очень повезло, что я снимался в этом фильме. Накануне съемок сломал ногу. Могли бы найти другого артиста, но меня все-таки дождались. Если вы внимательно посмотрите кино, то заметите – в некоторых кадрах я там хромаю. На съемках встретился с очень интересными людьми. Например, наш оператор Валерий Аркадьевич Гинзбург – брат Александра Галича. Мы снимали картину в 1978 году, а за несколько лет до этого «на полку» положили великий фильм режиссера Аскольдова «Комиссар», где Гинзбург тоже был оператором. У нас на съемочной площадке ходило много разговоров об этом. Но мы были совсем маленькими, и толком ничего про это не понимали. Многое, о чем шла речь в фильме, было тогда в Советском Союзе не очень допустимым. Мы говорили о каратэ, доставали билеты на концерт Сергея Юрского… Я учился в седьмом классе, когда начались съемки, был маленького роста, а надо было играть девятиклассника. Поэтому остальных ребят подбирали постарше. С тех пор я дружу с шеф-редактором издательского дома «Коммерсант» Андреем Васильевым, который в фильме играл мерзкого человека Ласточкина. Ему тогда уже было 18 лет, поэтому он покупал для меня портвейн «Солнце в бокале».

Михаил Ефремов в фильме "Когда я стану великаном"

- А тогда к советам родителей часто прислушивались?

- Тогда родители были в Москве, а снимали фильм в Ялте. Это стало для меня началом новой, взрослой жизни. И после того, как я снялся в «Когда я стану великаном», то выбора, кем быть, уже не было. Я понял, что хочу стать только актером.

 - Потом же часто приходилось слышать в свой адрес советы своих знаменитых родителей относительно вашего творчества?

- Какие наставления могут быть в творчестве? По-моему, подобное невозможно. Как и всем в жизни, мои родители говорили мне: веди себя хорошо, интеллигентно, не ори, не спеши, не выпендривайся. В профессиональном плане Олег Николаевич умел так подвести к необходимой теме, что я диву давался. Помню, когда меня вводили во МХАТе в «Чайку» на роль Треплева, репетиции, в основном, проводил режиссер Скорик. Олег Николаевич подключился гораздо позже. И вот однажды мы были на даче в Валентиновке, гуляли с ним вместе часа три. Он рассказывал мне уникальные вещи, которые бы я ни от кого другого не узнал. Говорил о Чехове, причем так, что те его слова стали для меня ключом к пониманию всего творчества Антона Павловича (а не отдельно взятой пьесы «Чайка») вообще.

 - Михаил Олегович, сегодня у вас много предложений на съемки в кино и телесериалах? Часто ли вы отказываетесь от сценариев?

 - Я отказываюсь только тогда, когда совпадает съемочное время разных проектов. Я не капризный артист. Не могу сказать, что мне совсем все равно, что играть. Но всегда приятно сделать из г… конфетку. Мне очень нравится исполнять небольшие, эпизодические роли. В них есть определенный кайф. Сейчас я снимаюсь в сериале под рабочим названием «МУР» (может оно таковым и останется). Для меня эта роль неожиданная, полярная, если хотите. Ее нельзя сравнить с тем, что я до этого играл в кино. Мой персонаж – сначала майор, потом подполковник – главный в отделе по борьбе с бандитизмом во время Великой Отечественной войны. И, поскольку роль, что называется, на сопротивление, мне очень интересно работать в этом проекте.

- За день до встречи с вами пересмотрел в очередной раз фильм «12» Никиты Михалкова. Насколько мне известно, условия съемок в нем были довольно-таки жесткими. Режиссер запрещал актерам на время съемочного процесса участвовать в других проектах. Это правда?

- Отчасти. Но это совсем не жесткие условия, а совершенно нормальные. Если заранее договориться, тогда все будет в порядке. Все дело было в том, что у кого-то из артистов в графике значились спектакли. Некоторые удалось отменить, а какие-то – никак. Конечно, при подобной ситуации артистов отпускали, кто-то мог на протяжении дня вообще не появляться на съемочной площадке. Просто в данной ситуации надо знать Никиту Сергеевича. Он тот человек, у которого работа спорится в руках. И, обратите внимание, все спорится и после выхода его фильмов на экран, споры о которых продолжаются и потом. Михалков умеет всех завести. С ним очень интересно работать. Работа с Никитой Сергеевичем отличается от работы во всех других моих фильмах, потому что он не дает заскучать ни на секунду. Даже когда он снимает не со мной эпизод, все равно приятно и интересно наблюдать, как он работает с другими актерами.

- На этом фильме была собрана уникальная, на мой взгляд, команда артистов, каждый из которых сумел проявить себя в отведенное ему на экране время. Скажите, вы легко находили общие точки соприкосновения друг с другом?

 - Ой, мне отчасти трудно судить об этом. На площадке я был самым младшим по возрасту. Но ни одного скандала, ни одной, пусть даже самой минимальной стычки, между нами не было. Вот шуток, приколов друг над другом была масса. После чего пошло много сплетен. Зрители не раз говорили: «Боже мой! Какие у них там были скандалы». Откуда они могли это знать? Уверяю вас, не было ни одного скандала. Не могу сказать, что все было легко. Мы, как-никак, работали на площадке по 12 часов. Но все было очень интересно. И этот интерес подогревала не столько сама роль (играть про присяжных заседателей не так уж необычно), сколько сама личность Никиты Михалкова.

- Как режиссер, что вы сейчас мечтаете сделать в театре, есть какой-то особенно интересующий вас материал?

- Есть достаточно большое количество близкого мне литературного материала. Но пока я не начну работать над ним, ничего не буду говорить. Я вот в свое время о «Шарманке» начал говорить заранее, так вот пришлось говорить о ней 21 год, прежде чем приступить к постановке спектакля. Так что лучше молчать. О чем я заранее не говорю, все складывается и получается довольно быстро.

- Такой довольно плотный гастрольный график по стране вас сильно напрягает?

- У меня сейчас плотный график съемок, а не гастролей. Сейчас вот уехал из Москвы на три дня. На самом деле, лет пять назад, для меня ездить на гастроли было тяжело. А сейчас, при таком графике съемок, наоборот, я уезжаю из столицы с удовольствием. Да, каждый вечер надо играть спектакль. Но в остальное время можно отдохнуть, многое почитать в этих поездках. Сейчас вот читаю новую повесть Пелевина. Кстати, и вам советую.