Культура ВРН

Примеряя платье Алисы, или Что услышали воронежцы в музыке Владимира Мартынова

Услышать человека, утверждающего, что сейчас язык как код ничего не значит, - такая возможность представляется нечасто. У нас она появилась благодаря фестивалю «Панорама музыки России», который проходил в Воронеже с 17 по 20 октября. В нем приняли участие композиторы разных направлений и школ. Владимир Мартынов – один из них.

Автору многостраничной монографии о Мартынове (а такая наверняка появится) будет над чем потрудиться. Его творчество вбирает в себя и академическую музыку, и рок, и кино, и театр, и литературу. Рассуждения Владимира Ивановича об искусстве так же интересны, как его книги и музыкальные опусы. На встрече в Доме композиторов можно было познакомиться и с тем, и с другим, и с третьим: книги продавались у входа в зал, а сам автор говорил немного, зато сыграл два сочинения – «Opus prenatum» и «Танцы на берегу».

Вторая вещь более характерная, может быть, более изысканная, гурманская, хотя Мартынов отвергает это гурманство в музыке. В ней есть и джазовые, и ориентальные мотивы.

«Opus prenatum» - это название, как сказал сам композитор, можно перевести как «Нерожденное произведение» - стало настоящим испытанием для слушателей. Произведение длится около часа. Кому-то оно показалось затянутым, для кого-то пролетело как миг. Рискну предположить, что вторых в зале оказалось меньше, чем первых. «Opus prenatum» - программное сочинение минимализма, к которому причисляет себя Мартынов, яркий пример того, что музыка должна быть сакральным переживанием. Какие ассоциации вызывает она у слушателей? Видимо, у каждого свои. У кого-то это росток, пробивающийся сквозь толщу земли, или стяг на ветру, или колокол. С чем сравнить «Opus prenatum» Мартынова? С картинами из песка? С переменчивостью моря? И как на море можно смотреть не отрываясь, так же, не отрываясь, можно слушать эту музыку, где мажор переходит в минор и наоборот, а диссонанс разрешается гармоничным созвучием. А еще ей хочется подставить лицо навстречу, как ветру или солнцу.

Сам композитор говорит, что в этой музыке нет ничего авторского, в ней есть цитаты, но не явные. Кто-то слышит здесь Рахманинова, кто-то Шопена, а кто-то Баха. Это музыка, освобожденная от композиторского диктата, льющаяся свободным потоком. Она все время меняется, один образ трансформируется в другой, это увлекает, не позволяет расслабиться, уводит слушателя от потребительского отношения к музыке. Мы становимся не просто ее соучастниками, но и соавторами.

Другой вопрос – готовы ли мы, как кэрролловская Алиса, шагнуть в это Зазеркалье? Забыть о привычных формах и структурах? Вернуться в состояние «чистого листа», когда мы еще не умели читать знаки, не важно – буквы или ноты?


- В целом была немного трудная атмосфера, - поделился Владимир Иванович своими впечатлениями о воронежских слушателях после концерта. – Потому что академическая композиторская среда для меня достаточно трудная. А в основном, даже несмотря на какие-то негативные отзывы, мне показалось, что какой-то контакт произошел. Во всяком случае, я это ощутил во время игры.

- Но ведь все Ваше детство, юность прошли в сфере академической музыки. Что же должно было произойти, чтобы Вы ушли в иное?

- Две вещи. Во-первых, когда я попал в первую фольклорную поездку – это было для меня откровение, которое заставило вообще по-другому посмотреть на академическую музыку, а во-вторых – рок-музыка, я же играл в рок-группе. Вот это помогло мне взглянуть на академическую музыку со стороны.

- И что Вы увидели?

- Раньше я думал, что академический музыкант – это один игрок на поле. А тут вдруг выяснилось, что кроме академической музыки есть целые вселенные, которые никак не сообщаются друг с другом. Когда Глинка говорил, что музыку сочиняет народ, а мы, композиторы, ее только аранжируем, для меня это совершенно неправильные слова, потому что композиторская музыка и фольклор – они не могут даже сообщаться. Может быть или то, или другое. Конечно, можно использовать какие-то материалы, но это совершенно иная вселенная, построенная по другим законам. Когда мне это открылось, я смог по-другому взглянуть на академическую музыку.

- Но ведь для многих слово «академический» значит «эталонный». Это своего рода снобизм?

- Это даже не снобизм, это заблуждение. Знаете, самая лучшая публика, может быть, которую я сейчас вижу, это публика, которая ходит на «АукцЫон», на Леню Федорова. Не те, кто ходит на Гребенщикова, а вот именно «аукцЫоновские» - люди в районе тридцати лет, умные, продвинутые. С ними можно говорить, потому что с академической публикой… складывается такое впечатление, что они вообще ничего не понимают.

- Хорошо! Не знаю, соглашусь ли… Но ведь когда мы слушаем, скажем Второй концерт Шопена или Третий Рахманинова в разных исполнениях, ведь ради чего-то мы это слушаем и сравниваем?

- Понимаете, если мы говорим о публике, то очень сильно всё переменилось. Той публики, которая была в 60-е, 70-е, даже в 80-е годы, уже практически нет. У нас во всяком случае. Смотрите, что произошло: во времена моего детства каждый третий или четвертый учился в музыкальной школе. И худо-бедно они могли что-то проковырять – Баркаролу Чайковского или там Полонез Огинского. Были те, кого называют аматёр, любитель. Аматёры – это то, что цементирует публику. Если их нет, то и публики нет. Не так давно я попал на концерт Башмета в БЗК, я вообще-то не хожу на концерты. Так я вообще не понял – кто в зале… Что это за люди, ради чего они пришли. Ну, понятно, что это какой-то престиж, реноме и так далее. Но это не то, о чем вы говорите.

- То есть отношение к музыке не должно быть потребительским. Вы с этим, не хочу сказать – боретесь, но, во всяком случае, стараетесь нас как-то повернуть в другую сторону?

- Да, стараюсь. Потребление – это вообще не только проблема музыки, это проблема вообще современного мира. Всё превратилось в продукт потребления, и музыка в частности. И я как музыкант, стараюсь этому противостоять. И, кстати, вот эти неудобоваримые размеры в какой-то степени продиктованы тем, чтобы музыка не была продуктом потребления. Я бы мог всё сыграть за пять минут - и всё было бы ясно. Но вот тогда и получится продукт потребления.

- Как сейчас нужно слушать музыку? Если нет аматёров…

- Нет, это я сейчас про нас говорю, а на западе они есть, особенно в Австрии, там всё в порядке. Вообще, конечно, сейчас везде уровень публики падает, но у нас это уже приобрело совершенно антисанитарные нормы. А вообще надо стремиться к ситуации, где нет потребителя.


Владимир Мартынов – историк и теоретик музыки, философ, композитор.

В 1970 окончил Московскую консерваторию по классу композиции, в 1971 по фортепиано. В 1973 начал работать в Московской экспериментальной студии электронной музыки. Увлекся арт-роком: в 1977 году создал рок-группу «Форпост», затем – группу «Бумеранг». Увлечение электроникой и рок-музыкой у Мартынова соединилось с изучением восточных религий и культур, христианской философии Запада и Востока.

Предпринял ряд фольклорных экспедиций в различные районы России, на Северный Кавказ, в Центральный Памир, горный Таджикистан.

Изучал музыку европейского Средневековья и Возрождения. Участвовал в концертах Ансамбля старинной музыки, исполняющего произведения Италии, Франции, Испании XIII-XIV вв.

С 1979 преподает в духовной академии Троице-Сергиевой Лавры. Занимается расшифровкой и реставрацией памятников древнерусского богослужебного пения, изучением древних певческих рукописей в ряде монастырей. Создает музыку для богослужения по древним канонам.

Автор книг «Казус VITA NOVA», «Пестрые прутья Иакова», «Зона Opus Posth», «Время Алисы», «Книга книг» и цикла «Автоархеология». Участник мультимедийных проектов и инсталляций, в том числе совместных проектов с Дмитрием Приговым, Львом Рубинштейном, группой «Аукцыон» и Леонидом Федоровым.

Автор музыки к художественным и мультфильмам, среди которых «Поворот», «Михайло Ломоносов», «Темные аллеи», «Остров», «Дом, который построил Джек», «Серебряное копытце», «Шкатулка с секретом» и другие.
В театре сотрудничал с Анатолием Васильевым и Юрием Любимовым.

Музыка Владимира Мартынова прозвучит 3 ноября в зале филармонии в программе концерта ансамбля «Opus Posth».