Культура ВРН

Сразу предупреждаю: этот материал будет о музыке, с кучей непонятных терминов и практическими советами известных музыкантов. Следовательно, читать его незачем. Именно к такому выводу я пришла за два дня фестиваля «Джазовая провинция».  Надо сказать, что я студентка и у меня много знакомых – таких же безденежных и любопытных студентов как я, временами не чуждых тяге к знаниям, интеллектуальной деятельности и даже музыкальным потугам.  Многие из них искренне мечтали попасть хотя бы на один концерт «Джазовой провинции», но, естественно, не смогли из-за финансово-экономических проблем. Собираясь на мастер-класс известных музыкантов пианиста Леонида Винцкевича и саксофониста Лембита Саарсалу, я честно пыталась утянуть с собой хотя бы парочку знакомых и пускала в ход главный аргумент для любого русского человека – «Ребята, бесплатно же! Когда вы еще в жизни такое увидите!» Но что-то никто не проникся, и в результате я иду просвещаться в полном одиночестве. Если уж «самый революционный класс» отговаривается незнанием теории музыки, то что взять со старшего поколения, занятого вечными делами и работой…

Но по дороге моя злость рассеивается, потому что я постепенно погружаюсь в прошлое. Всем, кто когда-нибудь учился в музыкальной школе - просиживал там долгие часы за занятиями, барабанил по клавишам стареньких расстроенных фортепиано, переживал перед выходом на сцену - будет понятно, с каким чувством я заходила в музыкальный колледж  на  Никитинской. Как будто попал в детство. Здесь такая же неповторимая атмосфера, которая есть в любой музыкальной школе. Наверное, это потому, что тут  никогда не прекращаются звуки: из-за каждой двери доносятся лишь отдаленно напоминающие музыку гаммы, этюды и упражнения; коридоры наполнены шумом детских голосов, разговорами ожидающих конца занятий мам и бабушек, смехом…  Мне знакомы даже портреты великих композиторов, висящие на стенах в концертном зале: абсолютно такие же были в моей музыкальной школе. Старенькие и родные, на красном фоне и в тяжелых золоченых рамах, смотрят на меня давние знакомцы – Бородин, Бах, Моцарт, Чайковский, Римский-Корсаков.

Людей в зале немного - человек 60, и в большом помещении они совсем растворяются. В основном, это совсем молодые ребята  (ученики музыкальных школ и колледжей) и преподаватели музыки. В последний раз за сегодняшний день сочувствую тем, кто лишил себя такого удовольствия: на сцену после краткого представления выходят Леонид Винцкевич и Лембит Саарсалу и начинают играть. Звучит такая же музыка, как на открытии фестиваля, но здесь в относительно небольшом концертном зале (а не огромной филармонии) она воспринимается абсолютно по-другому. Кажется, что музыканты играют только для тебя. Лица у всех людей сосредоточенные и удивленные: они пытаются понять секрет такого волшебства. Но Леонид Винцкевич и Лембит Саарсалу и пришли сюда, чтобы поделиться своими секретами.

- Понимаете, джаз - это просто, - с ходу начинает Леонид Винцкевич после того, как отзвучала музыка и приветствия. – Тоника-субдоминанта-доминанта (берет несколько аккордов на рояле). Это бесконечный мир, который родился, когда уже существовали Малер, Чайковский, Стравинский. Это удивительная простота, которая повлияла на весь XX век, на всю классику.

- Просто эти люди, джазмены, они пели от души, - с легким эстонским акцентом подхватывает Лембит. – Это к вопросу об изобретении велосипедов. Во времена, когда в Европе играли польки и вальсы, как гениальному человеку – Скотту Джоплину – пришло в голову впервые сломать ритм? Так родился рэгтайм  (наигрывает на саксофоне всем известную мелодию).

Голос из зала: «А как научиться импровизации? Ведь блюзовых нот мало, их не хватает».

Лембит:  «В наше время была большая проблема: недостаток информации. Поэтому мы слушали «Голос Америки», пытались что-то неумело копировать. А в ваше время другая проблема – слишком много информации, и из нее сложно выбрать что-то свое. Почитайте «Технику композиции XX века» замечательного чешского автора Когоутека. Нам сложно импровизировать, потому что мы не знаем все гаммы, терцевые, квартовые аккорды. Здесь так же,  как и в классике: чтобы развиваться, надо владеть инструментом».

Леонид: «Я сейчас расскажу вам одну вещь, которая поразила меня в свое время. В одном из своих видео уроков Джон Скофилд показывает такое упражнение: в до мажоре строятся аккорды от II- V –I - VI ступени. А в верхнем голосе идут пентатоники от ля и по полутонам. (Поворачивается к роялю и играет прекрасную лиричную музыку) Попробуйте играть свои ноты. Красиво, правда? А ведь я просто выполнял упражнение. Так, выучив основные приемы, вы научитесь импровизировать.

И обязательно начинайте что-то сочинять: это может дать удивительный результат. В мое время все было строже: если ты не играешь, как Чарли Паркер или Оскар Питерсон, то ты не джазовый музыкант. Никто не понимал, что надо играть свою музыку. Человек не может сразу родиться Бетховеном. Посмотрите первые опусы Рахманинова: меня поразило то, что там нет даже зерен гениального композитора! Разговоры о вдохновении - сказки: сочинять – это большой труд».

- А какую музыку вы слушаете?- не унимаются зрители.

Лембит: «Я очень интересуюсь фольклором и стараюсь найти свой путь. Фольклор для меня – источник чистой воды, но с ним надо обращаться бережно, не испортить и не исказить его. Вчера на концерте мы с Леонидом играли такую музыку - «Эстонский диалог». Хотите, повторим? (Музыканты переглядываются и начинают играть необычную этническую мелодию в джазовом стиле). Вообще в Эстонии два национальных инструмента: волынка, хотя она и не так распространена, как в Шотландии, и каме – это такой щипковый инструмент, как гусли в России. Сейчас я буду играть волынку на саксофоне».

Здесь начинается настоящее чудо, никогда бы не поверила, что саксофон может так звучать! Из него издаются тяжелые, низкие, мрачные звуки (как горловое пение). В уме я называю это мелодией времен «Калевалы» и эстонского эпоса «Калевипоэга», это что-то средневеково-прибалтийское. Рояль Винцкевича тоже звучит необычно: он не играет по клавишам, а щиплет струны, как те самые эстонские гусли. В конце Лембит наклоняется под крышку рояля, и струны издают тихий звон, отзываясь на звук его саксофона. Но на этом волшебство не заканчивается. Видимо, тема Эстонии для музыканта неисчерпаема. «А еще я придумал одну такую игру, специально для «Джазовой провинции». – Лембит спускается со сцены в зал. – Я сейчас буду играть и петь по-эстонски, и потом переведу вам, но вы будете мне помогать и в нужных местах петь «йо-хэй, а-хой». Хорошо?» Он подходит близко к слушателям и начинает,  пританцовывая, играть национальную мелодию, временами отрываясь от саксофона и издавая воинственные звуки на непонятном языке. Зал, сначала нерешительно, а потом все больше увлекаясь, отвечает ему «йо-хэй, а-хой». А я наблюдаю за всем этим, и в голову мне приходят странные мысли: «Будь я каким-нибудь диктатором, я бы обязательно провела один эксперимент над людьми. Странно, что у всех тиранов не хватало фантазии ни на что, кроме пыток, концлагерей и цензуры. Я была бы гораздо более жестокой и ввела бы обязательное пожизненное музыкальное образование! Чтобы все люди были обязаны закончить музыкальную школу помимо обычной общеобразовательной. И с удовольствием посмотрела бы, что из этого выйдет.  Мне кажется, что что-то хорошее. Тогда никому не пришлось бы мучиться, как мне сейчас, и переживать, что неправильно напишешь имя какого-нибудь композитора, не к месту употребишь музыкальный термин или спутаешь рояль с фортепиано. А вообще музыка – это маленький личный праздник, который всегда с тобой…» Из раздумий о планах по захвату мира меня выводит голос Лембита: «Знаете, что я сейчас пел? - спрашивает он и почему-то смеется. – Эстония – красивая страна!»

Как и все хорошее, мастер-класс заканчивается. Зрителя благодарят музыкантов, но совсем не собираются их отпускать: после официальной части вокруг Лембита и Леонида образуются два кружка самых любопытных, слышатся разговоры о ладах, фри-джазе и фирмах саксофонов. Подхожу к Леониду, который вещает молодым людям: «Я специально интересовался, как построена система образования в Америке: там люди параллельно изучают классику и джаз, а потом уже выбирают что-то одно. Все великие музыканты начинали с классики, в 12-13 лет играли концерты Моцарта! Я тоже получил фундаментальное образование, окончил консерваторию и до 30 лет пытался совмещать джаз и классику, но потом понял, что все не успеваю, и выбрал джаз. Но классика – это основа, ее надо знать, чтобы иметь возможность развиваться в джазе. А человек, который не знает удивительных находок Прокофьева, Скрябина, Шостаковича,  – просто обкрадывает себя!»

«Я студент 4 курса музыкального колледжа Ростроповича и очень хочу играть джаз, стараюсь учиться, слушать, копировать, но не знаю, смогу ли реализовать себя в джазе в России», - подает голос скромный молодой человек.

Леонид: «В ваше время такой проблемы не стоит: мир открыт и есть шанс. А я в свое время даже мечтать не мог, что буду когда-нибудь играть на сцене в Нью-Йорке. Это был большой подарок судьбы. Поэтому, я считаю, наша страна сделала огромный шаг вперед. И, может быть, ваше поколение сделает так, что в ней даже можно будет жить…»