Культура ВРН

Его имя известно во всем мире. У ценителей классической музыки оно ассоциируется с высоким классом исполнения. Он артист, создавший славу отечественной опере на самых высоких подмостках. Выдающийся певец, талант от Бога, человек, невероятного обаяния и творческой щедрости, который отдает свой дар людям. Народный артист СССР Владислав Пьявко.

В Воронеже Владислав Пьявко не был уже пятнадцать лет. Но, по его словам, с нашим городом его связывает крепкая творческая дружба. В этом году он выступил на открытии сезона Воронежского государственного театра оперы и балета. Кроме того, Владислав Иванович сделал воронежцам великолепный подарок – парад теноров, в котором выступили молодые певцы, его ученики, и сам мэтр. Это было удивительное музыкальное общение, яркое, значительное событие в концертной жизни Воронежа. Мне удалось поговорить с Владиславом Пьявко о жизни, о творчестве, о любимой опере. А началось наше интервью с вопроса о том, как в одном человеке уживаются и самые серьезные чувства, и потрясающее чувство юмора?

В.П.: Они дополняют друг друга, потому что невозможно быть всё время струной. Вы её натягиваете, натягиваете… А ведь существует сопротивление материала. Приходит момент, когда наступает усталость металла, и струна лопается. А когда ты сам, как пружина, как раз юмор-то (иногда даже на грани фола) помогает быть нормальным человеком и сосредоточиваться, когда ты на сцене поешь серьезную музыку.

До того, как стать певцом, Владислав Пьявко успел освоить разные профессии: старшеклассником закладывал в Норильске новый стадион «Заполярник», сажал деревья в Комсомольском парке, рыл котлованы под будущую Норильскую телестудию, в которой потом работал кинооператором-хроникером. Был шофером, внештатным корреспондентом «Заполярной правды», художественным руководителем театра-студии Клуба шахтеров, статистом городского Театра драмы имени Маяковского. Но любовь к музыке, конечно, родом из детства.

В.П.: Я знал, что по линии мамы все пели, «давали песняка», как они говорили. И особенно мама со своей старшей сестрой. Обе живы – одной девяносто три, другой – девяносто один. Я делал видеозапись на 85-летии Каратуза, село получило статус районного центра. Это родина мамы. Она сказала, что хочет записать приветствие. До этого она только так – мурлыкала что-то. И я думал, это легенды – то, что они «песняка задавали». И тут она как запела «По диким степям Забайкалья» грудным низким голосом! А я снимаю и думаю: «Боже, мама, не останавливайся!» Когда я эту запись показал на творческом вечере в Каратузе, что было с залом!.. И тогда я понял: вот они, эти истоки голосовые.

Е.Ф.: А что для Вас талант?

В.П.: Это как накопление того, к чему ты призван. Для меня талант – это огромный сгусток энергии. Причем целенаправленной, целеустремленной энергии. Вот он-то тебя и выводит через все жизненные коллизии к тому, к чему ты призван.

Занятия музыкой у Владислава Пьявко начались еще в Красноярском крае. Он учился играть на аккордеоне. А затем, после окончания школы рабочей молодежи в Норильске, пробовал поступить на актерский факультет во ВГИК и на Высшие режиссерские курсы «Мосфильма», которые тогда набирал Леонид Трауберг.


Е.Ф.: Обидно было, когда не попали во ВГИК?

В.П.: Во ВГИК я «пролетел». После того, как узнал, что меня не взяли, зашел во двор студии Горького. А там снимали фильмы «Добровольцы» и «Баллада о солдате». Как раз сцену Ивашова и Прохоренко в вагоне. А «Добровольцы» - сцену в метро. Мне было очень интересно. И вот там я увидел, как работает режиссер, оператор. И узнал, что Леонид Трауберг набирает на Высшие режиссерские курсы. Я подался туда и только через семь лет узнал, что меня приняли! А в тот момент, сдав все экзамены, пришел на коллоквиум и увидел, семнадцатилетний пацан, седых дядей, которые о чем-то так серьезно разговаривали. И я подумал: «Боже, я среди своих сверстников пролетел, а среди них – тем более». Завернулся – и в военкомат. И так попал в Коломенское ордена Ленина Краснознаменное артиллерийское училище.

Е.Ф.: Голос у Вас там прорезался?

В.П.: Прорезался он, думаю, раньше. Потому что я, сколько себя помню, еще пацаном – где-то было мне четыре – пять лет, собирал ребятишек вокруг себя и «выступал по радио». Объявлял: «А сейчас выступает налодный алтист Советского Союза Владислав Пьявко!». И выдавал всю радиопрограмму, которую слышал вчера. Повторял как магнитофон все мелодии – симфонические, инструментальные, вокальные. А соседка Артамоновна всегда кричала маме: «Нина, уйми ты свое радио, оно ж сквозь стены проникает, а моему вечером в забой идти!». Я уводил ребятишек со двора и всё продолжалось. А в школе я увлекался физикой и химией. До того, что однажды взорвал химический кабинет. Слава Богу, никто не пострадал.

Интерес к физике и химии не заслонил дорогу к музыке. Всё решилось в тот день, когда запевала третьей батареи первого дивизиона коломенского артиллерийского училища Владислав Пьявко попал в Большой театр. Пока как зритель – на спектакль «Кармен» с Марио дель Монако и Ириной Архиповой. Этот день – 13-го июня 1959-го года – стал для него судьбоносным.

В.П.: Я этот день помню, как сейчас. В училище мне дали десять суток отпуска. Пятнадцатого июня мне уже надо было возвращаться в часть. И я тринадцатого шел на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Пришел – а выставка не работает по техническим причинам. И меня ноги сами куда-то понесли. Я оказался в центре Москвы, у Большого театра. Пешком дошел. И когда я туда попал и услышал это всё, я понял – вот мое место.

Так, по воле Его Величества Случая, как говорил Станиславский, Владислав Пьявко связал свою судьбу с Большим театром. После окончания ГИТИСа в 1965-м году он выдержал огромный конкурс в стажерскую группу главного театра страны. В том году из трехсот претендентов были приняты всего шестеро, в том числе и тенор Владислав Пьявко. Но в Большом театре поначалу не обошлось без курьезов – в спектакле «Пиковая дама», где он пел партию Распорядителя бала.


В.П.: Первый спектакль я спел очень хорошо. А вот на втором, который стал для меня последним, уже почувствовал себя мастером. Первую фразу отпел и ушел со сцены. Увидел за кулисами красивую женщину и пропустил свой второй выход. Вдруг слышу, режиссер, который вел спектакль, кричит: «Пьявко, Пьявко, черт бы тебя побрал, ты где? Твой выход!». Я выскочил на сцену, дирижировал спектаклем великий Борис Хайкин, последний из могикан, увидел меня. А у меня слух не абсолютный, а тональный. Я вышел и завопил: «Хозяин просит дорогих гостей!..» То есть, первую фразу, которую уже отпел. И на три кирпича в сторону и выше. Я остановился, плюнул, развернулся и убежал со сцены. Вот и всё. А потом на следующем декадном совещании по поводу составов оперных спектаклей Хайкин сказал: «Вот тут говорили, что Пьявко может быть хороший Герман. Может быть, может быть… Но Распорядитель он – дерьмо, и больше его в спектакли ко мне не ставьте!».

Однако это не помешало Владиславу Пьявко блестяще спеть в 66-м году партию Пинкертона в опере «Чио-Чио-сан». А еще через год, в 67-м, его посылают на стажировку в Италию, в миланский театр Ла Скала. В 1969-м году он едет на Международный конкурс вокалистов в Бельгию, где получает первое место и малую золотую медаль среди теноров. А в борьбе финалистов «по голосам» за Гран При завоевывает третье место. В 70-м году еще одна победа – серебряная медаль и второе место на Международном конкурсе имени Чайковского в Москве. Начинается интенсивная работа в Большом театре. В репертуаре Владислава Пьявко появляется целый ряд ярких, запоминающихся партий. Это Хозе в «Кармен» Бизе, Самозванец в «Борисе Годунове» Мусоргского, Герман в «Пиковой даме» Чайковского, Гришка Кутерьма в «Сказании о невидимом граде Китеже» Римского-Корсакова, Каварадосси в «Тоске» Пуччини, Манрико в опере Верди «Трубадур» и многие другие сложнейшие партии драматического тенора. Голос Владислава Пьявко покорил слушателей Англии, Испании, Франции, Италии, Греции, Финляндии, США, Кореи, Бельгии, Нидерландов и многих других стран. Его исполнение главной партии в опере Масканьи «Гульельмо Ратклифф» в оперном театре Ливорно стало мировой сенсацией. Эта партия считается практически недоступной для исполнения – за более чем сто лет с момента написания оперы российский тенор стал лишь четвертым исполнителем партии Гульельмо. В 1984 году певец был удостоен именной золотой медали «Владислав Пьявко – Великий Гульельмо Ратклифф» и диплома города Ливорно, а также серебряной медали Пьетро Масканьи общества «Друзья оперы». Пьявко стал первым русским тенором, получившим золотую именную медаль в Италии, на родине теноров, за исполнение оперы итальянского композитора.

Е.Ф.: А вообще Вам сложно было доказывать свою состоятельность в профессии?

В.П.: Я ничего не доказывал. Я жил и работал со своей энергией. Потому что, я считаю, это самое главное, что должно быть в артисте. Когда я слышу, как сейчас поет молодежь, мне хочется им шило в одно место вставить. Ну нельзя выть, как собаки на косогоре! Абсолютно индифферентно, амёбно, не отдавая ничего в зал.

Е.Ф.: Отчего это происходит? Ведь у молодых сегодня больше возможностей - слышать, ездить, чем у Вашего поколения?

В.П.: Потребительский рынок – это страшная штука. Он переключает внимание людей, особенно творческих, на деньги. Сейчас у молодых только и разговоров, не как он сделал Хозе, а какую кто себе купил машину. То есть у них разговоры только о машине, о даче, о том, как он пожрал – всё! Больше интересов нет. Никто не хочет отдавать, тратить себя. Они играют в певцов. Чуть ветер подул – всё, он уже болен! В голове только арифмометр и калькулятор.

Е.Ф.: А чем выбиваете потребительское отношение к искусству у своих учеников в Московской консерватории?

В.П.: Крепким борцовским матом. (Владислав Пьявко в молодости увлекался спортом: он мастер спорта по классической борьбе, чемпион Сибири и Дальнего Востока среди юношей в конце 1950-х годов в легком весе (до 62 кг). Я ни разу слышал, чтобы сейчас говорили: «Слушай, вот эта сцена у Манрико – она никак у меня не получается. Фраза вроде и моя музыкально, и тесситуру я держу, а не получается, не удобна она мне. Не могу понять, что хотел композитор в этой фразе у Манрико!». Я ни разу не слышал этих вещей. А в 60-е, 70-е, 80-е мы только об этом и говорили. Да, деньги - хорошо, деньги нужны. Но они не самоцель. Когда они самоцель, уничтожается полностью личность. Я хочу, чтобы мои студенты были личностями.